— Ну да, приемы в посольстве.
— А чем плохо? Бесплатная выпивка, новые лица. Грейс, вы завтра придете на прием? Как говорит моя жена, в основном будут посольские, но зато вы увидите всех, кто знал Виллу. Может, кто-то что-то и подскажет.
Грейс с удовольствием согласилась и поднялась, собираясь уходить.
— Я вас отвезу, — сказал Питер и повернулся к жене. — Не возражаешь, милая? Я быстро. Скажи детям, что я вернусь и пожелаю им спокойной ночи.
В машине Питер вздохнул с явным облегчением.
— Прошу прощения за Кэт, она всегда такая.
— Она здесь так несчастна?
— Думаю, да. Но она и не пытается быть счастливой, хотя, выход за меня замуж, знала, какая предстоит жизнь. Она очень домашняя, из большой семьи, и хочет, чтобы все были рядом — отец, мать, тетки. Особенно на Рождество или дни рождения детей. В душе она неисправимая провинциалка.
— А вы нет?
— О. Господи! Вы не поймите меня неправильно! Мы привязаны друг к другу, делим все — и хорошее и плохое. Осталось потерпеть два года, потом я сделаю все, чтобы работать дома. А чем вы занимаетесь, Грейс? Я имею в виду, как зарабатываете на хлеб?
— Пишу.
— Книги? — В голосе Питера слышалось восхищение.
— Романы.
— Ага. Тогда понятно буйство вашего воображения.
— Насчет Виллы? Я просто пытаюсь собрать факты.
— Да, но вы их сразу вписываете в мелодраматический сюжет. И вообще, взять и просто так сорваться в Стокгольм… Признаюсь, вы очень привлекательная девушка, Грейс. Хотя совсем не похожи на Виллу. — Он не сводил с неё своих задумчивых и холодных голубых глаз.
Грейс понимала, что он из того сорта людей, что любят говорить пустые комплименты.
— Спасибо, но мы не о том говорим.
— Почему? Прекрасная тема для разговора. И естественная, не спорьте. — Он протянул руку и коснулся её плеча. — Только не надо ничего сообщать полиции.
— Мне это и в голову не приходило, — искренне удивилась Грейс.
Питер остановил машину перед домом на Страндваген.
— Я думаю, этого делать не стоит. Иначе разразится скандал. Престиж страны и все такое, вы понимаете? Спокойной ночи, Грейс. Надеюсь увидеть вас завтра на приеме.
3
Когда Грейс вошла в дом, дверь квартиры на первом этаже приоткрылась. Фру Линдстрем явно была из тех, кто обожает подслушивать и подглядывать. Может, она надеется, что Грейс постучит к ней, зайдет и поделится новостями? Грейс, нарочно громко топая, поднялась наверх, дверь тихо закрылась, в её скрипе послышалось явное сожаление.
У Грейс не было времени на фру Линдстрем. Она кипела от негодования. У нее, видите ли, мозги романистки! Да кто такой этот Питер Синклер, чтобы смеяться над её опасениями!
В тихой спокойной квартире Грейс постепенно начала расслабляться: прошлась по комнатам, приняла душ и переоделась. Ну вот, теперь можно спокойно посидеть и подумать.
Итак, Вилла отправила засекреченный зов о помощи. Она должна была знать, что Грейс сразу откликнется. И все-таки не дождалась её и исчезла, прежде чем пришла телеграмма. Или Вилла собиралась вернуться, или где-то оставила ей послание, и тогда его нужно найти.
Оно явно должно быть здесь, в квартире. Вилла всегда прятала вещи в самых неожиданных местах. Например, свои украшения — в старом заварном чайнике, а дневник — под подушкой. Грейс даже вскрикнула: как она могла забыть про дневник!
Дневник для Виллы был не менее важен, чем косметика, разговоры, манера держаться. Она воображала, что описывает для потомков жизнь обычной молодой женщины наших дней. Ни строчки из него нельзя опубликовать раньше, чем лет через сорок после её смерти, — это она говорила вполне всерьез. И очень жаль, потому что Грейс уже имела удовольствие видеть свои писания напечатанными и знала, как это здорово, что этому стоит позавидовать.
— Но я не писательница, а летописец, — вздыхала Вилла.
Иногда она давала Грейс почитать отрывки из предыдущих томов (в Англии, в ящике со старым хламом, их набралось уже с десяток).
Писала она небрежно и наспех, как и письма, но попадались и очень сильные места, особенно про аборт, про боль и муки. Эти страницы просто кричали.
— Я не требую, чтобы ты все поняла, сестренка, — говорила она Грейс. — Ты до сих пор заблуждаешься насчет мужчин. Да у тебя и в самом деле все по другому. У тебя есть твои книги.
И Грейс грустно подумала, что теперь-то она уже не заблуждается. Но где же все-таки дневник? Она занялась поисками, разбрасывая в нетерпении вещи. Между книг на полках? Или в письменном столе? Нет, это уж слишком очевидно. В подушках на диване или под коврами? За большой темной картиной на стене? Среди посуды? Под матрасом роскошной кровати? В корзине с грязным бельем? В ванной? В кухонном шкафу или в холодильнике?
— Боюсь, искать бесполезно. У Виллы никогда нет запасов даже для голодной мыши. А я как раз кое-что приготовил и принес.
Грейс испуганно уронила завернутые в полиэтилен остатки мяса и обернулась. В дверях стоял высокий мужчина, держа на руке накрытый салфеткой поднос.
— Еды хватит на двоих. Можно посидеть с вами? Мы с Виллой иногда так делали.
С искренним интересом разглядывая гостя, Грейс вздохнула. Кто же этот высокий лохматый тип с таким длинным угрюмым лицом? Один из поклонников Виллы? Потрепанный свитер с высоким горлом, вельветовые брюки, близорукие глаза за толстыми стеклами очков. Чем такой нескладный тип мог заинтересовать сестру? Да вообще он способен улыбаться? И что он видит сквозь свои толстенные очки? Теперь Грейс смотрела на пришельца с жалостью.
— Простите, кто вы?
— Польсон. Я живу на верхнем этаже.
— Просто Польсон?
— Имя мое вам не выговорить. Лучше скажите, как вас зовут. — Приветливая улыбка и сияние веселых серых глаз ободряли, и Грейс расслабилась.
— Я Грейс Эшертон, кузина Виллы. Приехала навестить сестру, а её нет. А что под салфеткой?
Польсон артистическим жестом сдернул покрывало:
— Суп, селедка в соусе, сыр, масло, ржаной хлеб, кофе, шнапс, пиво. Желаете?
Грейс, ошеломленная его жизнерадостностью, захлопнула холодильник и довольно вздохнула.
— Давайте-ка вначале поедим, а потом я вас поспрошу. Располагайтесь. — Грейс показала на кресла и небольшой столик между ними.
— Я думал, миссис Линдстром вам про меня уже все доложила, — заметил Польсон. — В этом доме новости разносятся со скоростью света. Шнапс закусите селедкой. И ешьте суп.
Грейс попробовала.
— Вкусно.
Польсон торжествовал.
— Я преподаю в университете, немного рисую, немного работаю по дому, зимой катаюсь на лыжах, и пытаюсь прочесть все книги, которые хочется.
Грейс неожиданно подумала:
«— А он занятный. Один из тех, кого Вилла наверняка бы назвала скучным, но полезным.»
Грейс тоже считала, что этим качеством в людях пренебрегать нельзя. Впрочем, у Виллы мог быть и иной интерес: Польсон, безусловно, крепкий мужчина, если все в нем соответствует его росту. И тут же, стыдясь своих мыслей, Грейс упрекнула себя, что стала совсем как Вилла. Как бы там ни было, но в обаянии ему не откажешь, — решила она и стала расспрашивать.
