совершенно забывает об ответственности за сына, ведет себя не как взрослый мужчина.
Как будет Чарли отныне верить ее словам о том, что в жизни надо быть честным человеком, если собственный отец учит его лжи?
Она почувствовала, что тяжелая пелена отчаяния и боли окутывает ее. Она так старалась научить Чарли уважать общечеловеческие ценности, которые казались ей важными! Не всегда это было просто. Чарли обладал обостренным чувством мужской гордости, он был упрям и часто протестовал против строгих этических принципов матери, особенно теперь, когда он вступил в опасный подростковый возраст. В последнее время Вин часто расстраивалась, видя, что он гораздо охотнее прислушивается к словам сверстников, чем к ее.
Когда она обсудила эту проблему с Эстер, та посоветовала ей не принимать все так близко к сердцу.
— Денни такой же, — утешила она Вин. — “Ну мам, все так делают, у всех это есть!” — передразнила она сына. — Прямо какое-то мальчишеское тайное общество, иначе не скажешь.
— Так ты думаешь, это не из-за того, что он растет без отца? — нерешительно спросила Вин и, поколебавшись, добавила:
— Сейчас, что бы я ни сделала, все не так, Эстер. Он больше слушает школьных учителей-мужчин, чем меня. Терпеть не могу, когда он начинает вдруг фыркать с презрением при одном слове “женщина”. Все время спрашиваю себя: не я ли виновата в этом, не я ли каким-то образом внушила ему мысль о том, что женщина является существом второго сорта?
— Я понимаю, о чем ты говоришь, — ответила Эстер. — С Денни сейчас творится то же самое. На прошлой неделе я услышала, как он говорил Дженни, что не будет больше помогать ей с мытьем посуды, потому что это женская работа. —И откуда они набираются этого? Какой-то мужской инстинкт, право слово. Надеюсь, они перерастут это. А если нет, — мрачно добавила она, — то Дженни, а то и я сама выбьем из него эту дурь.
Вин с готовностью рассмеялась, пытаясь согласиться с уверениями подруги в том, что Чарли просто растет и начинает осознавать свою принадлежность к мужскому полу.
— Я знаю, что это трудно принять, — сказала Эстер, провожая ее. — То все они сплошные кудряшки и поцелуйчики — а ведь маленькие мальчики гораздо более нежны и зависимы, чем девочки, — и вдруг раз! — и они начинают грубить и препираться с тобой. Поверь мне, Вин, теперешнее поведение Чарли совсем не зависит от того, что ты сделала или не сделала. Таков возраст — и делу конец! Представляешь, мне даже пришлось сказать Рику, чтобы он побольше помогал мне по хозяйству, — пусть Денни видит.
Сейчас Вин вспоминала, что эта беседа только усилила ее самые большие страхи. Виновата ли она в том, что лишила Чарли такого необходимого в жизни каждого мальчика мужского влияния? Должна ли она только себя винить в том, что теперь он отворачивается от нее?
Винтер так старалась воспитать Чарли нормальным человеком! Эстер помогала ей, неизменно приглашая Чарли во все семейные походы и просто на прогулки, для того чтобы он не страдал от одиночества, которое часто испытывает единственный ребенок в семье.
Как бы хорошо было, если бы ее братья со своими семьями жили по соседству! Но они были разбросаны по всему миру, а финансовое положение Вин было таковым, что поездки к ним полностью исключались.
Однажды, год назад, когда она отчаянно нуждалась в новом зимнем пальто, Эстер заметила ей, что если бы она не покупала Чарли излишне дорогие вещи, то могла бы позволить себе купить что-нибудь приличное для себя. Вин тихо ответила подруге, что вещи для Чарли она приобретает на деньги, присланные его отцом, и что для нее вопрос чести никогда не тратить ни одного цента из этих денег на себя. То, что остается от покупки необходимых Чарли вещей, она кладет в банк на его имя.
— Ты поешь с нами? — неохотно спросила она Джеймса и тут же мысленно отругала себя. Ей следует просто не обращать внимания на него и показным равнодушием постараться закрыть для него доступ в их с Чарли жизнь. А вместо этого она сама облегчает ему задачу.
Она ни на секунду не дала обмануть себя. Человек с положением и средствами Джеймса вряд ли всерьез захотел бы жить в таком простеньком домике. Он, должно быть, привык к роскошным номерам в первоклассных отелях, с вышколенной прислугой, готовой исполнить любое его желание. Ну, здесь-то все будет по-другому.
Но все-таки зачем же она спросила его, хочет ли он разделить с ними ужин? Стараясь исправиться, она быстро добавила:
— Мне кажется, тебе лучше поесть в другом месте. Мы с Чарли едим очень просто, а сегодня у нас будут только холодные закуски, так как вечером я ухожу.
— Действительно? Тогда, может быть, я возьму Чарли и мы с ним поужинаем в другом месте?
— Нет!!!
Вин поняла, что ее отказ был слишком резок, и сильно покраснела.
Он смотрел ей прямо в глаза, а гордость не давала ей отвести взгляд. Она инстинктивно почувствовала, что он ищет ее ранимые места, ее слабости. Да, он подкрадывается к ней, обкладывает ее со всех сторон, надеясь, что она запаникует и сдастся. Винтер твердо встретила его испытующий взгляд. Настороженно и бдительно следя за ним, она не могла не признать, что, заставив ее обороняться, он опять вынудил ее отступить и отвоевал еще одну пядь земли.
Ну хорошо, он напал внезапно и поэтому застал ее врасплох, говорила она себе, входя в кухню. Но война только начинается, и очень скоро он поймет, что никакими силами он не сможет отнять у нее Чарли. Но что, если он попытается отнять у нее любовь сына?
Ее рука задрожала, на глаза навернулись слезы, сильно разболелась голова. Вин быстро заморгала. Как хотелось ей сесть в уголок и расплакаться! Она не плакала с тех пор, как Чарли упал с велосипеда и получил сотрясение мозга. В то время ему было пять лет. Какой одинокой, несчастной, испуганной была она тогда! Ее родители вышли на пенсию и уехали в Эдинбург, город, где выросла ее мать; братья с семьями жили далеко, а все семейство Эстер укатило в отпуск. Рядом не было никого, с кем бы она могла поделиться своими страхами, кому можно было бы рассказать о преследующем ее чувстве вины… Чарли, конечно, выздоровел — сотрясение не было тяжелым. С тех пор он умудрился еще сломать руку, растянуть запястье — словом, прошел через все синяки и ссадины, которые обычно сыплются на головы всех здоровых мальчишек его возраста. Однако она больше не впадала в такую панику, как в тот раз. Как жаждала она тогда, чтобы рядом был кто-то, кому можно было бы пожаловаться и с кем разделить свои заботы. Как она мечтала, чтобы рядом был любящий ее человек…
Однако размышляя об этом впоследствии, она пришла к выводу, что хотя у нее нет человека, который бы любил ее, но с другой стороны, нет ведь и такого, кто причинял бы ей боль. Как Джеймс когда-то, который принес ей столько горя, что иногда, в грустные минуты, она спрашивала себя, удалось ли ей действительно до конца оправиться от него, удалось ли преодолеть отчаяние, охватившее ее в тот момент, когда она поняла, что Джеймс больше не любит ее…
Такова судьба многих женщин, которые привлекают к себе не тех мужчин, влюбляются в них, а те в конце концов не приносят им ничего, кроме боли. Именно поэтому она так осторожно отнеслась к предложению Тома выйти за него замуж — во всяком случае, это было одной из причин.
Другой причиной, безусловно, была неприязнь, существовавшая между ним и Чарли. А третьей причиной — их неудачное интимное свидание, не доставившее им никакого удовольствия…
Вин протянула к холодильнику дрожащую руку. Нет, твердо сказала она себе, вот уж это не может быть серьезной причиной. Честно говоря, в зрелый период своей жизни ей меньше всего хотелось бы заново испытать все те сильнейшие, абсолютно бесконтрольные физические эмоции, которые она испытывала, живя с Джеймсом. “Нет, это было бы слишком опасно”, — рассудительно подумала она.
— Тебе помочь?
От неожиданности Вин вздрогнула. Она не слышала, как Джеймс вошел в кухню, но теперь остро ощущала его присутствие. Казалось, его тело интенсивно излучает тепло, которое настигает ее, обволакивает, учащая пульс и воспламеняя кожу, все сильнее и мучительнее заставляя ощущать близость его сильного тела.
— Спасибо, сама справлюсь, — коротко ответила она.
Кухня была очень маленькой, и ей совсем не хотелось, чтобы он околачивался за ее спиной. В его присутствии ей было нечем дышать, а мышцы охватывало особое странное болезненное напряжение, какое
