выутюжил. За нами по горизонту раскатывались пушечные залпы. Шрапнель, как вспарываемые пуховые подушки, лопались в небе. Мы отступали, и настроение было, конечно, невеселое. Пулемет в такой момент обычно портится. Патроны застревают в стволе. Патронташ особенно тяжел, а штык бесполезен. Густо сыплются ругательства. Изнемогают лошади. Вокруг, насколько хватал глаз, словно бесконечная безнадежность, раскинулась равнина. Старые солдаты, прошедшие мировую войну, и те скрежещут зубами.
Сзади идут товарищи китайцы. Лю занят по горло. Он то и дело резко и гортанно кричит:
— Прибавь ходу!
Саперы сбивают болты, но не выворачивают рельсы. Устраивают ловушку на тот случай, если следом за отступающими частями беляки пустят бронепоезд.
На войне солдат только успеет подумать о беде, как она уже тут как тут. Смотрим: бронепоезд, пыхтя, вылезает из-за горизонта и гремит вдогонку за нами. Вдруг на повороте видим, на счастье, кусты по обеим сторонам насыпи, а впереди чернеет лесок.
— Цепь развернуть по обе стороны полотна! Пулемет к правому флангу! Солдатам прибавить шагу!
Настроение становится боевым. Солдаты напрягают внимание и чуть не нюхают воздух. Ура!.. Впереди окопы!.. Остатки прежних боев. Цепь сразу исчезает в земле. А бронепоезд подходит все ближе и ближе, его можно теперь хорошо рассмотреть. Не ахти какое сооружение! Видно, что сколочен на скорую руку. Но пушка на нем все-таки есть. Паровоз осторожно попыхивает. Не нравится ему тишина. Он неуверенно останавливается и начинает пятиться назад. В цепи возникает оживление. Спрашивают:
— Атака?..
— Лежать! — бежит по линии приказ. А вот и донесение (из-за леска вернулась разведка): подходит кавалерия. Сколько? Разве точно узнаешь!.. У отступления глаза велики.
В такие минуты в мозгу командира с быстротой молнии складывается план. Положение ясно. Одна рота попала на ту сторону. Она будет действовать самостоятельно. Бронепоезд выжидает подхода кавалерии. Надо нам брать инициативу.
— Левофланговому взводу демонстративно отступать, отходя беспорядочными группами. Пулемету прикрывать отступление редкими выстрелами, — шепотом передается команда.
Взводный ползет дальше по окопу. Паровоз бронепоезда пыхтит, как разгневанный бык, пригнувший голову к земле. Вот затрещал пулемет. Поезд содрогнулся: с него заметили бегущих. Он прибавляет ходу. Дребезжат рельсы.
— Чуть сойдет, надо бросать на него роту.
Лицо командира бледнеет.
— Не справиться роте с поездом… Напрасные потери…
Вдруг из-за куста вынырнула голова Лю.
— Товалис комантил! — И Лю горящими глазами смотрит на паровоз. — Сейчас опрокинется. Китайский взвод войдет в атаку… Мозьно? — Глаза его блестят.
Бронепоезд приближается к роковому месту. Каких-нибудь пятьсот шагов… Еще несколько оборотов колеса… Стоп!.. Паровоз, как попавшая в капкан лисица, неожиданно вздрагивает. Дергается назад…
Среди солдат возникает движение. Все хотят в атаку.
Голова Лю передо мной. Он смотрит на меня и умоляюще ждет. Я делаю ему знак.
— В атаку!
Донесение: кавалерия уже огибает лес. Команда:
— Правофланговая рота развертывается и занимает позицию поперек шоссе! Три пулемета!
Описывая медленные круги в лазурно-голубом небе, приближается к нам неприятельский аэроплан. Солнце вползает вверх по небу. В такие минуты тишина словно застывает в ушах.
Паровоз бронепоезда сопит, как усталый зверь. Машина снова грохочет, но по-пустому. Колеса вздымают облака пыли, брызжут гравием. Слышно, как падают камешки на землю.
Барта уже отдает приказание китайскому взводу. Лю шепотом передаст команду своим товарищам. Китайцы бесшумно двигаются. Пулемет из башенки бронепоезда ставит острые точки в тишину. Бронепоезд стреляет на другую сторону. Значит, наши там зашевелились.
— Кавалерия, триста сабель, — доносят с шоссе. Пулемет на башне бронепоезда сматывает ленту: тра-та-та-та-та… С другой стороны полотна отвечают залпом. И вдруг из кустов выступают другие, быстрые люди-кошки. Стремглав взбегают по насыпи. Глухо, протяжно, гортанным голосом кричат «ура». Все набрасываются на паровоз. Один взбирается по лестничке. Оглушительно разрывается ручная граната. Люди шныряют под колесами, как вырвавшиеся на свободу тигры. Еще видно, как Лю бросает ручную гранату под первый вагон.
— Открывай! — слышатся дикие крики. — Открывай!..
Барта быстро обегает паровоз и, размахивая фуражкой, подает сигнал нашим, лежащим по другую сторону насыпи, чтобы и они шли в атаку. Бронепоезд содрогается. Цепь вагонов дергается, как придавленный червяк. Раздается треск и грохот, с бронепоезда сыплют в упор картечью. Четверо китайцев поползли вперед. Их пулемет строчит смерть. Мгновение — и две ручные гранаты взрываются под паровозом, дверца срывается с петель, и по ней скатывается солдат. Затем, как мешок, тяжело падает другой и кувырком катится вниз по насыпи.
На правом фланге сотрясающий воздух залп воздвигает стену перед кавалерией. Затем бой растворяется в быстрой трескотне пулеметов. Рота, что стояла с другой стороны, уже атакует. Протяжное «райта!» неумолимо гремит вокруг.
Лесная поляна превращается в штаб. Донесения, приказы, минуты, цифры, расстояния — все претворяется в действие в бою.
Полтора часа спустя все было кончено. Противник в беспорядке отступил назад, к синеющему на горизонте лесу. Пленные плачут и утверждают, что все они насильно мобилизованы. Охотно дают сведения о расположении противника. Его главные силы отодвинуты вправо, а здесь маневрируют только фланговые единицы. Вокруг бронепоезда идет суета. Починяют полотно. Обезоруживают захваченных офицеров. Двери вагонов раскрыты настежь. Обыскивающие поезд солдаты выбрасывают бумаги через окна, освобожденные от панцирных ставней.
В этом бою Лю получил три пули. Две прошли через грудь, третья пробила желудок. Смерть наступила мгновенно. Его круглая черная голова прижалась к истоптанному склону насыпи. Мертвенно-бледное, покрытое пылью лицо казалось по-детски наивным.
Мы внесли Лю в вагон. Медленно продвигается бронепоезд, словно поправляющийся больной. На ближайшем степном полустанке остановились. На небольшом пригорке в степи, покрытой иссохшей, желтой травой, вправо от водокачки, мы похоронили Лю. Барта, побледневший, безмолвно стоял тут же, пока рыли яму в каменистой почве.
Первый взвод отсалютовал залпом. Когда могилу засыпали доверху, солдаты принесли из станционного склада новую шпалу и вкопали у изголовья могилы. Один из китайцев лег на свежий могильный холм и, видимо, хотел прочитать молитву, но другой, широкоплечий кореец, бесцеремонно стащил его с могилы и, энергично жестикулируя, стал ему что-то объяснять. Как я потом узнал, разговор шел о том, что Лю был против молитв и это было бы кощунственным нарушением его воли. В это время прибыл наш арьергард, и мы решили выждать до утра на этом полустанке. Солдаты, суетясь, орудовали молотками, ремонтируя бронепоезд. Мы допросили пленных и под конвоем отправили их на север.
На войне командир встает спозаранку. Рассвет скрывает в себе опасность, а в тумане могут спрятаться штыки. Я вышел на станцию. Посмотрел в скрывавшую врага даль. Всходило солнце. Каких странных противоположностей полно такое утро! Даже не верится, что сейчас война. Только паровоз бронепоезда попыхивает и возвращаются дозорные, твердо ступая мокрыми от росы ногами. Идут, беседуют. Как четко слышны их голоса в голубой утренней тишине! Около водокачки они останавливаются у свежей могилы. Я подошел к ним. Вижу: с одной стороны шпалы солдаты киноварью написали большими буквами, непокорно вверх и вниз выпирающими из нескладной строчки: «Товарищ Лю Сат-сен. Захватил бронепоезд. 1919».
Больше не уместилось. Снизу той же краской была выведена надпись по-китайски.
Небо еще розовело от восходящего солнца, когда со стороны противника показался аэроплан. Я
