— Вы всегда убегаете и оставляете меня все расхлебывать.
— Хорошо, садитесь. У меня нет времени, чтобы спорить с вами.
Я поехал прямо через стоянку на Рубио-стрит. У задней двери магазина Хилари стоял полицейский, но он не остановил нас.
— А что говорит о Хилари полиция? — спросил я Мэри.
— Да ничего особенного. Ручка ломика для рубки льда вытерта. Никаких отпечатков пальцев. И они понятия не имеют, кто его убил.
Я проехал перекресток на желтый свет, чем вызвал возмущенные сигналы других водителей.
— Вы сказали, что хотели бы увидеть реакцию Тернера. Вы думаете, что адмирал?.. — она не закончила.
— Пока я ничего не знаю, но думаю, скоро все выяснится. — Я мог бы ей многое рассказать, но я все свое внимание сконцентрировал на управлении машиной.
— Эта улица? — спросил я ее наконец.
— Да.
Она выскочила из машины раньше меня.
— Оставайтесь здесь, — сказал я ей. — Там может быть опасно.
После моих слов Мэри дала мне возможность первому подняться по лестнице и все-таки пошла за мной. Черная машина стояла с включенными фарами, с распахнутыми дверцами. Входная дверь была не заперта, в холле горел свет. Я вошел без стука.
Из гостиной вышла Сара. На лице ее и раньше отражались переживания этого дня, но теперь она выглядела старой и страшной. Волосы, тщательно уложенные прежде, теперь висели лохмами, голос был хриплый.
— Что вам надо?
— Хочу видеть адмирала. Где он?
— А я откуда знаю? Невозможно следить сразу за всеми моими мужчинами. — Она споткнулась и чуть не упала.
Мэри подошла к ней и помогла сесть в кресло. Сара не могла держать голову, дышала тяжело. Помада на губах размазалась и напоминала высохшую кровь.
— Они должны быть здесь, — сказал я.
Единственный выстрел, который мы услышали, послужил подтверждением этому. Приглушенный выстрел раздался где-то вдали.
Я выскочил в сад. В домике садовника горел свет. В окне показалась тень мужчины. Я побежал по дорожке, дверь в домик была открыта. Я вошел и замер.
В дверях стоял адмирал с пистолетом в руке. Это было крупнокалиберное оружие, каким пользуются военные моряки. Из дула струился синий дымок. На полу ничком лежала Элис.
Я заглянул в дуло пистолета и спросил Тернера:
— Вы что, убили ее?
Адмирал молчал. На мой вопрос с полу ответила Элис:
— Уходите! — и зарыдала.
— Это наше личное дело, Арчер, — сказал адмирал.
Пистолет в его руке чуть шевельнулся. Я чувствовал исходящую от него опасность.
— Вы слышали, что она вам сказала?
— Я слышал выстрел. А убийство — это дело не личное. Оно касается общества.
— Как видите, никакого убийства не было.
— У вас плохая память.
— К тому убийству я не имею никакого отношения, — заметил адмирал. — Я чистил пистолет, забыв, что он заряжен.
— И поэтому Элис упала и заплакала? Придумайте что-нибудь более правдоподобное, адмирал.
— У нее сдали нервы. Но, уверяю вас, у меня с нервами все в порядке. — Он сделал три шага в мою сторону и остановился рядом с лежавшей дочерью, твердо держа пистолет в руке. — А теперь уходите, или мне придется воспользоваться этим...
Опасность усилилась. Я облокотился о дверной косяк.
— Кажется, сейчас вы не сомневаетесь, что он заряжен, — сказал я.
Я услышал шаги, кто-то приближался по дорожке к домику. Я стал говорить громче, чтобы заглушить шум шагов по гравию.
— Вы говорите, что не имеете к убийству Хилари никакого отношения. Тогда почему же Тодд пришел в клуб этим утром? Почему вы изменили вашу версию о пропаже картины?
Он посмотрел на свою лежавшую на ковре дочь, как будто она знала ответы на эти вопросы. Та не издала ни звука, только плечи ее подрагивали от беззвучных всхлипывании.
Я смотрел на них обоих, на отца и дочь, и в моей памяти калейдоскопом мелькали все события этих безумных суток. В центре этих событии был пистолет адмирала, смотревший своим пустым черным глазом, несущим смерть.
Я медленно произнес, чтобы выиграть время:
— Догадываюсь, что сказал вам Тодд сегодня утром. Вы хотите, чтобы я повторил ваш разговор?
Он поднял свои выцветшие глаза, и пистолет тоже поднял свой смертоносный глаз. В саду не было слышно ни звука. Если у Мэри хорошая реакция — а я полагал, что это так, — значит, она уже звонит по телефону.
— Он сказал вам, что украл вашу картину и что у него есть на нее покупатель. Но Хендрикс — осторожный человек. Тодд должен был представить ему доказательство, что он имеет право продать ему эту картину. И вы дали ему это доказательство, подписав купчую. И когда Тодд продал картину, вы позволили ему взять деньги за картину себе.
— Глупости! Самые настоящие глупости! — Но он был плохим актером, а лгать вообще не мог.
— Я видел купчую, адмирал. Единственно, что меня интересует, так это то, почему вы передали ее Тодду?
Губы его задвигались. Он как будто собирался что-то сказать, но не произнес ни слова.
— Я отвечу и на этот вопрос. Тодд знал, кто убил Хью Вестерна. Вы тоже. И вы должны были сделать так, чтобы он молчал. Даже если для этого вам пришлось бы не поднимать шума из-за кражи вашей собственной картины.
— Никакого согласия я не давал, — ответил он на это неуверенным голосом. Но пистолет продолжал держать очень уверенно.
— Элис дала такое согласие. Она помогла ему украсть эту картину сегодня утром. Передала ее через окно, когда мы с Силлименом были на антресолях. Об этом он и рассказал вам в клубе, ведь так?
— Тодд лжет. И если вы не дадите мне слова, что не будете повторять эту ложь, я буду вынужден убить вас.
Рука его крепко сжимала пистолет. Палец потянулся к предохранителю. Послышался щелчок. В наступившей тишине он прозвучал угрожающе.
— Тодд скоро станет кормом для червей, — сказал я. — Он мертв, адмирал.
— Мертв? — Голос его утратил уверенность. Это опять был голос недовольного старика.
— Убит в своей квартире. Ломиком, которым колют лед...
— Когда?
— Сегодня после полудня. Вы все еще думаете, что меня следует убить?
— Вы лжете.
— Нет, я не лгу. Произошло второе убийство.
Адмирал посмотрел на дочь, все еще лежавшую у его ног, удивленным взглядом. В глазах попеременно сменялись боль, замешательство и гнев. И я был причиной этой боли. Поэтому он мог, не задумываясь, выстрелить в меня.
Я смотрел на пистолет в его руках, выжидая удобный момент, чтобы выбить его. Руки мои, упиравшиеся в дверную раму, онемели.
Мэри Вестерн пригнулась, пролезла под моей левой рукой и встала передо мной. У нее не было никакого
