моими.
– Вы очень таинственный человек, – сказала она.
– Почему, дорогое сокровище?
– Просто так, – ответила она, приняв независимый вид.
Я не очень-то люблю такие разговоры и поэтому попросил у официанта газету.
– Дневную? – спросил он меня по-итальянски.
Он появился со специальным выпуском воскресной газеты.
Я уже собирался отложить газету в сторону, когда увидел эти заголовки, и стал интересоваться только этой страницей. Два заголовка пылали на ней, как на афише: УБИЙЦА ИЗ ЦИРКА НАНОСИТ ДВОЙНОЙ УДАР СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ОГРАБЛЕН МУЗЕЙ БЛЕКОРАДЖИ Тут, мои ангелочки, я набросился на сообщение. Я прочитал:
«Гастролеры похитили картину Рафаэля, представляющую Франциска I. Одно из лучших полотен мастера после „Эмери“…»
В сущности, в заметке совершенно отсутствует объяснение, каким образом грабитель проник в музей. Кража была обнаружена в три часа утра хранителем музея, синьором Туттикуанти, у которого в этот день гостили немцы, которым он хотел дать полюбоваться Рафаэлем.
Мимоходом заметим, что дело идет о белой эпохе и что белые Рафаэли особенно редки. Благодаря этому ночному визиту синьор Туттикуанти и обнаружил кражу. Он тотчас же вызвал стражу. Было произведено расследование, но безрезультатно. Накануне, в восемнадцать часов, полотно было на месте, в галерее, а в три часа его уже не было. Вот и все.
В заключение редактор газеты заметил, что в этом похищении замешан мифический Арсен Люпен Музеев, который недавно действовал во Франции.
Я лично был с ним вполне согласен.
Мисс Мугуэт после того, как прочла газету через мое плечо, сказала, что ее больше интересовало убийство, и это было совершенно естественно.
– Вам тоже кажется, что убийца принадлежит к персоналу цирка, как это думает полиция? – спросила она.
– Возможно, – ответил я.
И я продолжал читать статью про убийство. Меня особенно интересовал конец. Редактор закончил так: «Наши сердца сжимаются при мысли, что такие замечательные артисты, которым мы еще вчера аплодировали, вычеркнуты из списка живых».
В задумчивости я отодвинул газету.
– Ваш кофе остыл, darling, – сказала девочка, которая, оказывается, умела говорить на многих языках.
Я выпил его.
– Что, если бы мы немного прогулялись по городу? – предложила она свою лапку в мою руку.
– Не сегодня утром, – возразил я.
Она была недовольна.
– Почему?
– Потому что я должен пойти на службу, ведь сегодня воскресенье.
– Я пойду к мессе вместе с вами.
– Но я отправлюсь не на католическую службу, прекрасная возлюбленная с возбуждающей грудью. Я принадлежу к религии нумизматов, и только они допускаются туда. Это драконовский закон, но это так.
Мисс очень рассердилась.
– Безусловно, – прошептала она, – я в конце концов подумаю, что я не в вашем вкусе.
– Вот нелепая мысль! Моя обожаемая, я люблю вас. Что касается слонов и их очаровательной воспитательницы…
Поцелуй в шею закрепил это заявление.
– Только не устраивай осложнений, моя прелесть. Мы знали, оба, захватывающие минуты, и меня не очень бы убедило, если бы мы пережили бы их снова вместе.
После этого мы вернулись в лагерь.
Этот курятник по-прежнему волновался. Месье Барнаби изображал из себя Карла V. Он заявил, что он сам, лично, со всей своей кожей и костями, заменит Градос. Он, оказывается, вспомнил номер своего дебюта, который состоял в глотании огня.
У моего Беру был такой замкнутый вид, как у запломбированного вагона с золотом. Он отказался от завтрака, что вызвало мое беспокойство. Я предложил позвать врача, но он отказался, говоря, что дело лишь в скоропроходящем недомогании.
– Послушай, Толстяк, – сказал я ему. – У меня для тебя есть работа. Ты будешь наблюдать за «ланчией».
– Как, по-твоему, я должен буду это делать? – поинтересовался он.
– Мы передвинем фургон так, чтобы он оказался около «ланчии», и ты будешь смотреть на нее. Все те, которые подойдут к ней, чтобы заглянуть внутрь, будут находиться под подозрением. Следовательно, ты