раздавить зачинщиков заговора, и одним ударом. Нет, нет, — он покачал головой. — Лучше не будем гадать, а подождем ответа Варано и посмотрим, что из этого выйдет.
— А если ничего, вы нанесете ответный удар? — воодушевился Агабито.
Лицо Чезаре потемнело.
— Еще нет. Я буду ждать и надеяться на случай. А вернее — на удачу. Не забывай, что пока удача сопутствовала мне, — он повернулся к массивному письменному столу, взял пакет. — Это письмо для Совета Флоренции. Я подписал его. Проследи, чтобы оно попало по назначению.
Агабито взял пакет.
— Придется поломать над этим голову.
— Так не теряй времени, — и взмахом руки Борджа отпустил секретаря.
За ним закрылась дверь, шаги стихли. И только тогда Чезаре, стоявший посередине зала, посмотрел на гобелены, что шевелились при появлении Агабито.
— Можете выходить, господин шпион, — промолвил он.
Он полагал, что человек спокойно выйдет из-за гобелена, тем более что догадывался, кого он увидит, но произошло неожиданное: гобелен отлетел в сторону, а прятавшийся за ним мужчина, словно камень, выпущенный из пращи, метнулся к нему с занесенной для удара рукой. Рука опустилась. Кинжал ударил Чезаре в грудь и сломался пополам. Но не успело отломившееся лезвие упасть на пол, как пальцы герцога сжались на запястьях нападавшего.
Бедолага, конечно, не знал, что Чезаре Борджа без видимых усилий гнул подковы. Не доводилось ему и лицезреть, как он убивает быка одним ударом. Для таких подвигов требовалась немалая сила, в чем тут же и убедился убийца, мужчина крепкий, высокого роста, с широкими плечами, мощными мышцами. Но от хватки герцога сила его растаяла, как кусок льда на жарком солнце. Железные пальцы Чезаре заломили ему руки назад, и, закричав от боли, он рухнул на колени, а второй крик подавил, лишь вонзившись зубами в нижнюю губу. Правая рука раскрылась, и рукоять кинжала загрохотала по полу. Побледнев от страха и боли, убийца встретился взглядом с герцогом и не прочел в его глазах ни раздражения, ни злобы.
— Мессер Малипьеро, напрасно вы рискнули ударить в грудь, закрытую кольчугой, когда шею защищала только кожа, — и герцог насмешливо улыбнулся. Отпустил руки убийцы. — Поднимайся. Нам нужно поговорить.
— Мой господин! Мой господин! — заверещал Малипьеро, простирая к нему руки. — Простите! Простите!
— Простить? — Чезаре, отойдя уже на пару шагов, остановился. — Простить за что?
— За мою по… за то, что я только что сделал.
— О, за это! Да по сравнению со всем остальным это же сущий пустяк. Считай, что я о нем забыл. Но вот насчет остального, Малипьеро… обещания служить мне верой и правдой, лжи, которую я постоянно слышал от тебя, попыток завоевать мое доверие, да ты еще и соглядатай Варано… Все это я тоже должен простить?
— Мой господин! — запротестовал Малипьеро,
— И даже если я тебя прощу, простишь ли ты себя, ты — патриций, превратившийся в шпиона и убийцу?
— Нет, мой господи, не в убийцу. Я ничего против вас не замышлял. Я потерял голову, когда вы дали понять, что знаете о моем присутствии. О, я сошел с ума! Обезумел!
— Ладно, ладно, с этим покончено, — герцог взял со стола серебряный свисток, поднес ко рту, резко свистнул. Малипьеро побледнел как полотно, предчувствуя, что за этим последует, но герцог поспешил успокоить его. — Я не в обиде за то, что ты пытался сейчас сделать. И прощаю тебя.
— Вы меня прощаете? — Малипьеро не мог поверить собственным ушам.
— Почему бы и нет? Я добропорядочный христианин, а Иисус Христос наказывал нам прощать ближнего своего. Впрочем, последнее ни в коей мере не спасает тебя от виселицы.
Малипьеро раскинул руки, лицо его перекосилось от ужаса.
— А разве у меня есть выбор? — продолжил герцог. — Ты слишком много услышал. В этом тебе не повезло.
— Клянусь богом! — Малипьеро шагнул к Чезаре. — Я никому не скажу ни слова.
— Разумеется, не скажешь.
На лестнице послышались тяжелые шаги, открылась дверь, на пороге возник офицер охраны. По знаку Борджа подошел к Малипьеро.
— Посадить в одиночную камеру, — распорядился герцог. — А потом мы решим, что с ним делать.
Малипьеро в надежде глянул на герцога.
— Когда… когда вы примете решение? — прохрипел он.
— Завтра на заре. И упокой, Господи, твою душу!
Труба пропела у стен Имолы, и звук ее достиг ушей Борджа в его комнате в башне замка. Он отложил ручку и откинулся на спинку стула. Улыбнулся, разглядывая синий потолок, разрисованный золотыми звездами.
Наконец появился мессер Герарди с известием, что из лагеря Варано прибыл посол, и улыбка сползла с лица герцога.
— Посол? — брови Чезаре сошлись к переносице. — С каких это пор слуга приходит по приглашению, посланному господину?
Агабито широко улыбнулся в ответ.
— А стоит ли удивляться? Эти Варано — сплошь предатели и лжецы. Венанцио боится, что вы обойдетесь с ним точно так же, как поступил бы он сам, окажись на вашем месте. Он знает, что его наемники не будут мстить за него, наоборот, тут же разбегутся во все стороны. Вы примете посла, мой господин? Могу заверить, что выбор Варано покажется вам небезынтересным.
— В каком смысле? — осведомился Борджа.
Секретарь ушел от прямого ответа.
— Насколько я понял, после моего ухода здесь кого-то арестовали. Я никогда не доверял Густаво Малипьеро. Как он сюда попал, ваша светлость?
— Это неважно. Куда важнее, зачем он пришел. Он хотел меня убить, — и Чезаре указал на обломки кинжала, все еще валяющиеся на полу, там, где полчаса назад бросил их Малипьеро. — Забери их, Агабито.
Секретарь было нагнулся, но вновь выпрямился. Рот его изогнулся в улыбке.
— Возможно, в ближайшем будущем вы пожалеете о том, что я унес их с собой. Пусть они полежат еще несколько минут, мой господин.
Чезаре вопросительно глянул на секретаря.
— Могу я представить вам посла Варано? — невозмутимо осведомился тот.
— Но… какое отношение имеет он к кинжалу Малипьеро? — в том, что какая-то связь существует, герцог уже не сомневался.
— Может, и никакого, а может — и очень большое. Судить вашей светлости.
Чезаре махнул рукой, соглашаясь принять посла. Агабито вернулся к двери, открыл ее, что-то крикнул. На лестнице раздались шаги. Два воина Б латах и морионах встали у порога, а меж ними в комнату, клацая шпорами и гремя мечом, вошел пожилой мужчина среднего роста в великолепном лиловом камзоле. С присущей военным резкостью остановился посередине, поклонился герцогу, выпрямился, встретился с ним взглядом.
Чезаре выдержал долгую паузу. Спешить ему было некуда, особенно теперь, когда он понял, почему Герарди просил не убирать обломки кинжала.
Тишину нарушало лишь жужжание мухи, неожиданно влетевшей в окно. Наконец герцог обратился к послу Варано, отцу Густаво Малипьеро, чуть ранее покушавшегося на его жизнь.
— Так это вы, Малипьеро? — лицо герцога оставалось бесстрастным, хотя мозг лихорадочно просчитывал возможные варианты, благо теперь их хватало.
Мужчина вновь поклонился.
— Ваш покорный слуга, ваша светлость.
— Вернее, слуга правителя Камерино, — поправил его герцог. — Слуга лисицы, решившей поохотиться
