Василий Шукшин
ЛЕЛЯ СЕЛЕЗНЕВА С ФАКУЛЬТЕТА ЖУРНАЛИСТИКИ
На реке Катуни, у деревни Талица, порывом ветра сорвало паром. Паром, к счастью, был пустой. Его отнесло до ближайшей отмели и шваркнуло о камни. Он накрепко сел.
Пора была страдная. В первые же три часа на той стороне реки скопилось машин двадцать с зерном. И подъезжали и подъезжали новые. И подстраивались в длинную вереницу «ЗИЛов», «ГАЗов»… В объезд до следующего парома было километров триста верных. Стояли. Ждали.
Председатель Талицкого сельсовета Трофимов Кузьма, надрываясь, орал в телефон:
— А что я-то сделаю?! Ну!.. Да работает же бригада! А? Всех послал, конечно!.. А я-то что могу?! — Бросал трубку и горько возмущался: — Нет, до чего интересные люди!
Тут же, в сельсовете, сидела молоденькая девушка из приезжих и что-то строчила в блокнот.
— Я с факультета журналистики, Леля Селезнева, — представилась она, когда пришла. — А сейчас я к вам из краевой газеты. Что вы предприняли как председатель сельсовета? Конкретно!
Замученный Трофимов посмотрел на нее, как на телефонный аппарат, закурил и сказал:
— Все предприняли, милая девушка.
Леля села в уголок, разложила на коленках блокнот и принялась писать. Она была курносая, с красивыми темными глазами, с короткими волосами, в непомерно узкой юбке.
Трофимов все кричал в телефонную трубку. Леля строчила. Потом Трофимов вконец озверел, бросил трубку, встал, злой и жалкий.
— У меня будет такая просьба, — обратился он к Леле. — Кто будет звонить, говорите, что я уехал на реку. Когда сделают паром — черт его душу знает.
Леля села к аппарату и стала ждать звонка. Телефон зазвонил скоро.
— Да, — спокойно сказала Леля. — Слушаю вас.
— Кто это?
— Это Талицкий сельсовет.
— Трофимова!
— Трофимов ушел на реку.
— Купаться, что ли? — Человек на том конце провода не был лишен юмора.
Леля обиделась.
— Между прочим, момент слишком серьезный, чтобы так дешево острить.
Человек некоторое время молчал.
— Кто это говорит?
— Это Леля Селезнева с факультета журналистики. С кем имею честь?
Человек на том конце положил трубку. Пока он нес ее от уха до рычажка, Леля услышала, как он сказал кому-то:
— Там факультет какой-то, а не сельсовет.
У Лели пропало желание отвечать кому бы то ни было. Она опять села в уголок и продолжала писать статью под названием «У семи нянек дитя без глазу». Еще в районе она узнала, что в Талице сорвало паром и что на той стороне скопилось огромное число машин с хлебом. Узнала она также, что талицкий паром обслуживают три района и заменить старый трос, которым удерживался паром, новым никто, ни один из районов, не догадался.
Опять звонил телефон, Леля не брала трубку. Она дошла до места в своей статье, где описывала председателя Трофимова. «… Это один из тех работников первичного звена аппарата, которые при первом же затруднении теряются и „выходят в коридор покурить“.
Статья была злая. Леля не жалела ярких красок. Ювеналов бич свистел над головами руководителей трех районов. Зато, когда она дошла до места, где несчастные шоферы, собравшись на той стороне у берега, «с немой тоской смотрят на неподвижный паром», у Лели на глаза навернулись слезы.
Телефон звонил и звонил.
Леля писала.
В сельсовет заглянула большая потная голова в очках.
— Где Трофимов?
— Ушел к парому.
— Я сейчас только с парома. Нету его там.
Голова с любопытством разглядывала девушку.
— Я извиняюсь, вы кто будете?
— Леля Селезнева с факультета журналистики.
— Корреспондентка?
— Да.
— Приятно познакомиться. — В комнату вошел весь человек, большой, толстый, в парусиновом белом костюме, протянул Леле большую потную руку: — Анашкин. Заместитель Трофимова.
— Что с паромом?
— С паромом-то? — Анашкин грузно сел на диван и махнул рукой, причем так, что можно было понять: нашумели только, ничего особенного там не произошло. — Через часок сделают. Канат лопнул. Фу-у!.. Ну как, нравится вам у нас?
— Нравится. Значит, паром скоро сделают?
— Конечно. — Анашкин вопросительно посмотрел на Лелю. — Вы где остановились-то?
— Нигде пока.
— Так не годится, — категорично заявил Анашкин. — Пойдемте, я вас устрою сначала, а потом уж пишите про нас, грешных. Как вас, Лиля?
— Леля.
— Леля… — Анашкин молодо поднялся с дивана. — Хотел дочь свою так назвать… но… жена на дыбошки стала. Красивое имя.
— Я не понимаю…
— Хочу устроить вас пока. Пойдемте ко мне, например… Посмотрите: понравится — живите сколько влезет.
— Я сейчас не могу. Вообще я хотела уехать сегодня же. Если не удастся, я с удовольствием воспользуюсь вашей любезностью. А сейчас мне нужно дописать вот это. — Леля показала на блокнот.
— Понимаю, — сказал Анашкин. — Жду вас.
— До свиданья.
Анашкин вышел. Он понравился Леле.
Зазвонил телефон.
Леля взяла трубку.
— Слушаю вас.
— Я просил Талицу, — сердито сказал густой сильный голос.
— Это и есть Талица. Сельсовет.
— Где председатель ваш?
— Не знаю.
— Кто же знает? — Бас явно был не в духе.
Леле это не понравилось.
— Председатель не обязан сидеть здесь с утра до ночи. Вам понятно?
— Кто это говорит? — пророкотал удивленный бас.
Леля на одну секундочку замешкалась, потом отчеканила:
— Это Леля Селезнева с факультета журналистики.
— Что же вы налетаете на старых знакомых, Леля с факультета? — Бас потеплел, и Леля узнала его: секретарь райкома партии Дорофских Федор Иванович. Это он три часа назад рассказал ей всю историю с паромом.
— Так что же там с паромом-то, Леля? — поинтересовался секретарь. — Вы там ближе теперь…
Леле сделалось очень хорошо оттого, что ее совершенно серьезно спрашивают о том, чем обеспокоены
