Собрание стихов

пал,
Но вожжи я ещё держал.

Ты думал – я ещё живой,
Понёс меня по мостовой.
А впереди уж враг стоит,
Разгорячённый конь дрожит.

Мой конь удалый вороной,
Он с непокорной головой.
В его глазах слеза блестит,
На сердце гнев, пока молчит.

Чужая, строгая рука
Погладила, взялась за стремя.
Вскочил боец ему на спину,
Заржал он сбросив седока.

Хозяин новый разозлился:
– Хорош скакун! – И в морду ткнул.
– Привыкнешь ты ко мне, поладим! –
И кнут уверенно согнул.

Но конь с печалью отвернулся,
Потрясши гривой, головой.
Оскалил зубы в дикой злобе.
– Я не боюсь грозы ночной!

И не таких, как ты объездил,
Уж ты покорным станешь мне.
Тебе седло сегодня скинем,
Не гоже ночью-то в седле! –

Конь уши навостривши слушает,
Овёс подали, не откушал.
Хозяин мёртвый – он не ведает
И искромётным взглядом бегает.

И озираясь, нервно вздрогнув,
Здесь никого не признаёт.
И слушать никого не хочет,
Приказ хозяина он ждёт.

– Какой ты огненный и смелый! –
Конь озираясь, зубы сжал.
– Такой подарок мне победный! –
Скакун тоскливо тут заржал.

Передние поднявши ноги,
Удила с силой закусил,
Хрипел от гнева, фыркнув в ярости.
Любовь к былому сохранил.

И видя силу непокорности.
Хозяин новый приказал:
– Оставьте, он сейчас не в форме,
В нём старой ярости запал! –

И так оставили беднягу
С уздечкою и под седлом.
– Немного отдохнёт, остынет.
Уже притихшего возьмём! –

Конь чует смерть, но верить хочет.
«Его хозяин где-то ждёт!»
И вот в кромешной тёмной ночи
Навстречу гибели идёт…

Хотел бежать, найти владыку
И думал прежней жизнью жить,
Ему на шею петлю вздели,
Он нервно привязи кружит…

Наутро покормить хотели,
Но он к себе не подпускает.
– Пусть отойдёт немного, скоро
Остынет пыл в нём, и взнуздаем! –

Но вот проходит день и третий,
А он осёдланный стоит.
От ласки ещё больше злится,
Не ест, ни пьёт, слезой блестит.

– Ну что же это за скотина,
Такого в жизни не видал.
Не хочет покориться ласке,
Кнута ещё не испытал! –

Хозяин новый кнут на спину
С такою яростью пустил,
Что конь взметнулся, взвыл и с силой
Рванулся было, жгут сдавил.

– Да он задавится! – Все беспокоятся.
– Пущай подохнет, зверь – не конь! –
Солдаты рты раскрывши ахают.
А в сердце у коня огонь.

Упал, верёвку перерезав,
Над ним солдат с ножом стоит.
– Зарежь его и будет мясо! –
Солдату командир кричит.

Служивый смотрит, конь заплакал,
А горя высказать не может:
– Какой ты славный, величавый,
Вставай милок, нам бог поможет!

Поешь немного, что страдаешь! –
Чужие руки ты не знаешь! –
А вороной косившись фыркает,
Главой уныло потрясает.

Он ждёт – хозяин расседлает.
Пойдёт в ночную с ним гулять.
И по росе босые оба
Зарю на родине встречать.

Но нет, кругом чужие лица.
«Хозяин что-то не приходит!»
Тут вороной загрыз удила
И злобным взглядом всех обводит.

Уж застоялись его ноги,
Заныла грудь, душа мозжит.
Зиявший шрам запёкся кровью.
Всё тело жжёт, огнём палит.

И кто б к нему не подходил.
Он никого не подпускает.
А человек, что выше разумом,
Бессилье, злобу возмещает.

Не принял нового хозяина,
Изголодавшись он страдает.
Непобеждённый, непокорный,
Врагов всё больше наживает.

Солдаты пожалевши просят:
– Ты командир пусти его,
Видать ему не угодили,
Ты не добьёшься ничего! –

– Нет! Он упрямый, я не глупый,
Собью же гордость, вот чудак.
Иль застрелю, но не расстанусь,
Не знает этого дурак! –

И он так смело подкатил,
По морде дал, что было сил.
Конь сбил его и начал рвать,
Неистово заржав топтать…..

И тут коня сразила пуля,
Сквозь сердце вылетом прошла.
Бойцам, спасавшим командира
Команда застрелить была.

Упал подкошенный, сражённый.
В последний раз главу поднял.
Кнутом расхлёстнут, рассечённый,
Но честь на верность не предал.

НЕ ЗНАЛ, НЕ ВИДЕЛ Я ЖИВОГО.

Не знал я парня, что в земле
Под моим именем лежит.
Не знает мать, его родня,
Где крест сыновниный стоит.

И невозможно сообщить.
Военник, паспорт им утеряны.
И личность не установить,
Кусочки тряпками застелены.

В пропавших без вести ты числишься,
А по ночам ты маме видишься.
Но только знать она не может,
Где черви труп твой кости гложут.

Не знал, не видел я живого,
Ты мёртвый имя моё взял.
Возможно друга дорогого.
Вчера на фронте потерял.

Всё перепуталось на свете,
В войну играют наши дети.
Не зная, сколько страшных бед,
Несёт военное им лихолетье.

Как обжигают раны, боль,
Иль опалит глаза огонь.
Сожмётся сердце, затрепещет,
Услышав раненого стон.

И видишь дуло пистолета,
Не можешь дать врагу ответа.
Ты ранен, кровью истекаешь,
Тебя, как палку дров таскают.

Приводят в плен и бьют по морде,
И рвут на части, истязают.
В стране родной я подневольник,
Где высшие в войну играют.

Ну что ж, лежи тут братец мой,
Я за могилой присмотрю.
Истерзан, с раненой душой,
Колена пред тобой клоню.

Мальчишки, милые мальчишки,
Желаю вам не воевать.
Смотревши матери в глаза,
Не надо плакать заставлять.

Я ПЫТАЛСЯ ЗАТУШИТЬ ОГОНЬ ЛЮБВИ.

Я пытался затушить огонь любви,
Но разгорелся огромный пожар.
И умирая от этой зелёной тоски,
Получил лишь на сердце удар.

Поднимался в гору, не падая вниз,
Но меня наградил обвал.
И несмотря на все неудачи,
Израненный дальше шагал.

Искал приюта от холода,
Но нашёл лишь пещеру со льдом.
И сажал семена твоей любви,
Но подавился горьким плодом.

И если ты имеешь душу и уши,
Наверно об этом услышишь.
Когда я уеду жить далеко,
Вряд ли уже мне напишешь.

Я просто не знаю, кто из нас прав,
Каким задавалась ты смыслом.
Ты забрала моё сердце и бросила
На растерзание крысам.

Может быть сделала это случайно,
А может, меня ненавидя.
Я не Настрадамус, но кажется мне,
Душою это предвидел.

Меня называют Ален де Лон
И белою певчей вороной.
Белая ворона в душе останется белой,
А чёрная останется чёрной.

Налью-ка немного себе я вина,
Сигарету опять закурю.
Я уйду навсегда, любимая,
Но по-прежнему одну тебя люблю.

ОНАЖДЫ ЖИЛ ДА БЫЛ ЧЕРВЯК.

Однажды жил да был червяк.
Природной сфере вопреки.
Смириться с тем не мог никак,
Что он червяк, что он слизняк,

В навозной куче ёрзал, ползал,
Себя великим представлял.
Взирая в свет высокомерно,
Себе подобных