злиться, не осталось больше на свете и словно была она теперь, при живой-то своей матери, уже полная горькая сирота.
- И не поела, - расстроилась Бронислава. - Щи-то разве виноваты? Поела бы да и пошла. А там, сытая, сердись, сколько хочешь... Щи-то - они ведь ни в чём не виноватые! Ни перед кем.
- Завтра же подадим заявление! - с запоздалой угрозой прокричал Кеша вслед Нине, торопливо вскидывая палец. - Заявление в Загс!.. Документы им вечно предъявляй. Не верят они без печати ни во что светлое - и всё тут! На каждом шагу сталкиваюсь с этим чудовищным предрассудком каменного века. А сами - кто? Подумаешь, бездарность... Завтра же!
- А чего? - с угрозой в голосе подхватила Бронислава, подтягивая на ноге чулок. - У меня ведь в Загсе все знакомые. Вон, Нюронька-то Зайцева. Да ей только шепни! Разве она не распишет?
- Вот и распишемся, - успокаивался понемногу Кеша. - Я же здесь уже: нарисовался - хрен сотрёшь... Наливай. Где тарелки? Погоди, я сам подам.
И, уже торопливо глотая горячие щи, рассудил:
- А что? Паспорт у меня, между прочим, новый. Без штампов. Представляешь, вышел весной из ресторана - удар по голове. Очнулся летом - парадокс! Денег нет, документов тоже. Снова всё выписывал. И трудовую, и паспорт... Да если бы и штамп был! Подумаешь, делов-то! Всё равно бы расписался... Я их хлоркой свожу.
- Живёшь ты... как попало, - пожалела его Бронислава. - Так же, Кеш, не живут.
- А я хоть как могу, - с удовольствием ел Кеша. - Ну, давай жить, как живут! Кто спорит? Вот, с тобой и начнём.
- Так я... Я что... Я колхозница. Мы же тут, в Буяне, сроду все по-колхозному живём. По-старинному. По-отсталому, - поскромничала Бронислава, и ей было интересно, что Кеша на это ответит.
- Дай на бутылку. Заму надо поставить.
- Заму - это обязательно! - одобрила она. - Чего ж с пустыми-то руками соваться? Оно и не хорошо. Правда, Кеш?
- А хочешь, вместе пойдём? Ты, небось, и в редакции ни разу не была, - засобирался он, надевая через голову свой жёлто-зелёный галстук и поправляя его с важностью. - Заодно и к этой твоей заглянем. Как её? К штамповщице. Если мне не изменяет память, к Зайцевой... Можно и вправду заявление подать. Это же солидней: приду устраиваться на работу - почти семейный человек! Приехал с серьёзным намереньем. А что? Перед вами - не кент с улицы! Я же всё-таки не хмырь какой-нибудь пресловутый, правильно?.. Одно дело, когда тебя из автобуса выпнули. По ходу жизни. А другое дело, когда ты из него сам, с намереньем вывалился. С твёрдым.
- Как ты точно всё, Кеш, говоришь! - поразилась Бронислава, всплёскивая руками от восхищенья. - Ну пошли... Ох, прогуляю день! Голова, скажу, болела... Что ж теперь.
Она нахмурилась, обдумывая всё ещё раз. И решила снова:
- Ладно, зимой можно... Ничего! Не уборочная, поди-ка.
За воротами Кеша стал озираться по сторонам.
- Вот, дер-р-ревня, - ворчал он. - Вся вразброс! Порядок здесь, точно, не ночевал. В отличие от меня... Дома - и там, и сям. То поле, то буераки. Кошмар... Разве тут можно жить образованному человеку?
От всего увиденного он долго морщился, а потом вскричал с тоскою, жалея себя:
- Викентий! И куда ты попал?!. Улицы - и те кривые.
- Да как же они прямые-то будут? - удивилась Бронислава. - Овраг, он ведь глубоченный. Его в половодье подмывает. Рядом с ним не выстроишься... А от оврага, вон там, луга заливные начинаются, на сколько вёрст тянутся! До самых озёр... Нет, уж кто в этих лугах по весне заплутал, тот не скоро из комаров-то вылезет. Там ведь не в каждом июле - лывы-то просыхают. Зато трава - ой, буйная! По макушку... Вот, подальше от лугов и строилися. А тут - подальше от балок.
- ...И мост, вон, узкий. Вообще без перил! - вышагивая по накатанной дороге, указывал Кеша вперёд. - А если машина попадётся? Там же не разойдёшься! В овраг, что ли, прыгать? Заведомый парадокс! Костей потом не соберёшь... Вот, бездар-р-рность. Есть же, в самом деле, хорошие инженерные проекты! Надо будет подсказать.
Вдруг Кеша озаботился:
- Кстати, начальство какое-нибудь здесь поблизости живёт? В соседях?
И строго наказал Брониславе:
- Познакомь. Обязательно. Влиятельные люди, солидные родственники - мне важно о них знать всё. Обо всех. Подробно. Поняла? Особенно - детали!.. Мельчайшие детали мне вообще о многом говорят. В смысле психоанализа.
Бронислава сильно задумалась. Однако тут же махнула рукой:
- А! Щас познакомлю. Раз надо, Кеш... Я что? Разве я про детали не понимаю? И познакомлю, и расскажу. Всё-всё, как есть! Вот только по дороге кто попадётся - сразу.
Бронислава и сама посматривала по сторонам: не видит ли кто, как она идёт: не одна, а с Кешей. В новом, в синем, пальто. Не в валенках, а в кожаных сапогах. С опушкой. Тесные они, конечно, и скользят. Зато - нарядные.
И тут улица ожила. Сначала от Макаровых выскочил рыжий озабоченный кот. А за ним Лёха - мальчишка лет восьми. Кот прыгал в сторону, Лёха - в треухе, в коротких валенках и в толстом чёрном свитере, подпоясанном бельевой верёвкой, - ловил его красными от мороза руками, однако не успевал схватить и кидался на кота снова. И со стороны казалось, будто мальчишка пляшет вдоль улицы вприсядку.
- Вот! Лёха наш! - обрадовалась Бронислава, дёрнув Кешу за рукав. - Гляди, гляди.
Наконец мальчишка ухватил кота за хвост и, пригнувшись, поволок, как за верёвку, к дому. Кот сдался. Он покорно скользил на двух вытянутых лапах задом наперёд, прижав уши и не выпуская когтей. Но вдруг вывернулся, перемахнул через сугроб и взлетел рыжей молнией на высокий забор. Потом Лёха вкрадчиво звал кота снизу - 'кис-кис-кис!' - и лез к забору, проваливаясь в снег по пояс. А кот не боялся и фыркал на него с высоты.
- Лёх! Иди, с дяденькой познакомься! С городским! Он тут всеми интересуется... Соседями!.. Да что ты к коту пристал, как репей? - строго спросила Бронислава.
- А, ну его! - отвечал мальчишка про кота, не переставая лезть. - Шатущий! Мотался неделю по лесу. Пускай дома сидит. А то ищи его потом, ходи на лыжах целый день. В капкан ещё попадёт...
- Дурак он что ль, в капкан лезть? - не поверила Бронислава.
- ...У, с-с-собака! - обозвал мальчишка кота, запуская в него снежком, но не точно, а нарочно - мимо. - Расселся! Шатущий.
Кот слабо дёрнул ухом, стряхивая снежную пыль, и отвернулся, не собираясь покидать забора.
- А кто капканы-то ставил? Отец ли - кто ли? - продолжала Бронислава. - Кеш! Постой, не беги.
- Ну! - согласно мотнул головой Лёха. - Коробейников да он. Там лисы около птичника ночью ходили. Следов полно. А они капканы-то - волчьи поставили!.. Большие да тугие. Додумались.
- А тебе что? - удивилась Бронислава. - Не на тебя же капканы большие ставили: на лис!
Лёха от удивленья сел в сугроб, упёрся в снег голыми руками и онемел, не понимая, отчего Бронислава так поглупела.
- ...Да отрубит же лисе ногу! Она на трёх ускачет! - ругался и хмурился мальчишка из сугроба. - Только лис уродовать наставили, а не ловить.
- Ладно. Может, старая, двужильная, лиса-то попадётся. Как я. Тогда ей, точно, никого не перешибёт! - успокоила мальчишку Бронислава. - Зажмёт только.
- Говорил им! Не слушают. Талдычут оба: 'капканы старые, там пружины ослабли'. А я палку вот такую всунул - перешибло, аж перекусило! Напополам.
Озадаченный Лёха поморгал с досады, развязал, а потом затянул бельевую верёвку на животе гораздо туже прежнего, большим двойным узлом.
- ...Уж и не знаю: пойти что ль да все их разрядить? Капканы? - раздумывал и вздыхал он, сидя в сугробе.
Кот слушал мальчишку сверху, сощурившись и слегка поводя хвостом.
