пивом, а священник отец Баранов освятил помещение газеты «Московский комсомолец», где произошел взрыв, убивший Дмитрия Холодова. Близкая к ФСК газета «Пульс Тушино» сравнила это действо с «освящением (?) публичного дома». Демократия сверкала многогранностью, как дорогой алмаз.
Откуда-то с государственных окраин глухо доносилась стрельба, к которой все давно привыкли, не обращая не нее ровным счетом никакого внимания…
Почти никто не обратил внимания на то, что вновь пришли в движение «президентские заточки», предвещая пролитие крови.
Одна из этих «заточек» Руслан Хасбулатов засунутая на какое-то время в сапог Лефортовской тюрьмы и вынутая оттуда по «думской амнистии», снова объявилась, сверкая своими неровными гранями в буграх и заусеницах. Объявилась в Чечне, бросив в Москве свою шикарную квартиру, о которой некогда взахлеб писали все столичные газеты. Бросив, конечно, не навсегда, поскольку трудно было поверить, что Хасбулатов готов был обменять эту квартиру на скромный коттеджик в чеченском селении Толстой-Юрт, где он обосновался.
Руслан Имранович никогда не страдал от ложной скромности. «
Хасбулатов, со свойственным ему полным непониманием реальной обстановки, столь ярко продемонстрированным во времена октябрьских событий, почему-то считал, что он уже вцепился в горло президента Чечни генерала Дудаева.
Сам же генерал, обосновавшись в помпезном здании бывшего рескома КПСС, переименованном в президентский дворец, наблюдал за Хасбулатовым с некоторой смесью презрения и непонимания, с какой обычно генералы наблюдают за слишком крикливыми и активными «шпаками».
Некоторое непонимание, которое вызывала у генерала Дудаева деятельность своего старого приятеля Руслана Хасбулатова, говорило о том, что президент Чечни, как и всякий генерал, а особенно, генерал-нацмен, плохо знал историю той страны, которая вручила ему в свое время офицерские погоны. А страна, вручившая ему погоны генерала и сделавшая его президентом с напутствием
Можно, конечно, стереотипно сказать, что с момента объявления Чечни независимым и суверенным государством летом 1991 года, Дудаев костью в горле сидел у всех руководящих лиц в Кремле. Но сказать так значит сильно погрешить против истины. «Костью в горле» Дудаев ни для кого в Москве не был. Если его и можно с чем-либо сравнить, то, скорее, с наркотической таблеткой, засунутой под язык для возбуждения и повышения работоспособности в среде навязчивых галлюцинаций.
Наркотический галлюцинат- вот кем постоянно был Дудаев для нового руководства в Москве. Отозванный по рекомендации Хасбулатова из Прибалтики, где он служил командиром бомбардировочной дивизии, и срочно произведенный в генерал-майоры Джохар Дудаев был послан, в Чечню для свержения коммунистического режима Завгаева — Семенова и утверждения на Северном Кавказе новых
Руслан Хасбулатов, катапультированный с обшарпанного профессорского стула на роль второго лица в государстве, страдал от кессонной болезни в такой острой форме, что ничего не видел вокруг себя, кроме сладчайших галлюцинаций. Одной из них в воспаленном воображении «спикера» был тугодумный и обремененный всевозможными пороками первый российский президент, устранение которого от власти казалось делом простым и чисто техническим. И Хасбулатов уже сладострастно примерял на себя «шапку Мономаха», рассматривая при этом генерала Дудаева в качестве одного из своих естественных союзников, направленного в Чечню с единственным заданием выполнять его, Хасбулатова, распоряжения. А в том, что все его распоряжения будут одобрены президентом, живущий в галлюцинациях спикер нисколько не сомневался.
Таким образом, генерал Дудаев, невзирая на всю свою националистическую псевдориторику, долгое время являлся наконечником московского копья, приставленным к горлу Северного Кавказа.
После провала так называемого «августовского путча» в Москве в 1991 году по прямому приказу из Москвы вооруженные «гвардейцы Дудаева» захватили здание Совмина, радио и телецентра, а 6-го сентября здание Верховного Совета Чечено-Ингушской республики. Дудаев еще не был президентом, а имел довольно длинную и не совсем понятную должность председателя Исполнительного комитета Общенационального конгресса чеченского народа. Чтобы не вступать в конфронтацию со своим старым другом по войне в Афганистане генералом Русланом Аушевым, претендующим (в качестве старшего по званию) на роль беспрекословного лидера (президента) Ингушетии, первым актом Дудаева было отделение Чечни от Ингушетии.
15 сентября 1991 года, почти в одно время с аналогичными событиями в Москве, бывшему Верховному Совету Чечено-Ингушской республики, собранному в Грозном, Дудаев предложил самораспуститься. Поскольку такой была установка из Москвы, где в то же время и почти теми же методами «самораспускали» Верховный Совет СССР, все депутаты; Чечено-Ингушетии покорно самораспустились. Новые выборы были назначены на 18 ноября 1991 года.
5 октября того же года, как и по всей стране, в Чечне приостанавливается деятельность старых структур КГБ, парализуется деятельность советов всех уровней, а 27 октября проводятся свободные выборы президента республики, на которых уверенно побеждает генерал Дудаев. Свое дело он сделал и с интересом смотрит на деятельность Хасбулатова. Вот будет потеха, когда и тот станет диктатором России.
Но, в отличие от своего друга и соплеменника, генерал Дудаев, если и страдает кессонной болезнью из-за прыжка с полковничей должности в кресло президента, то в гораздо меньшей степени. Сам служа для многих наркотическим галлюцинатом, генерал значительно меньше страдает галлюцинациями. Он все же бывший летчик и умеет выходить из кессонной болезни в жестокую реальность окружающего мира. Удержаться в кресле президента в такой республике, как Чечня, не будучи имамом, может только умный и решительный политик, хорошо понимающий чаяния народа.
Генерал Дудаев имамом не был. Более того, он был и остался коммунистом, хотя искренне не понимал этого, а если и был генералом, то, разумеется, советским. И решительным. В свое время его бомбардировщики были готовы обрушить атомную бомбу на взбунтовавшийся эсминец «Сторожевой», пытавшийся уйти в Швецию. И обрушили бы, ибо генерал (тогда полковник) Дудаев умел делать так, чтобы его приказы выполнялись.
Генералы, покинувшие вооруженные силы, становясь политиками, всегда испытывают некоторую растерянность, сталкиваясь с обществом, не скованным властью и силой четырех Уставов (Дисциплинарного, Строевого, Корабельного и Внутренней службы). А потому начинают лихорадочно искать какуюто объединяющую идею, способную сплотить большие массы людей, не умеющих и не желающих ходить строем. Так, генерал Стерлигов пытался (и пытается) стать общенациональным лидером на идеях антисемитизма, генерал Руцкой на близкой к предыдущей идеи православной державности, генерал Варенников на идеях коммунизма, замешанных на крови нескольких внешних войн.
Поскольку все перечисленные генералы, выбранные наугад, сами не очень верят и, что самое главное, весьма плохо разбираются в сути собственных объединительных идей, дела у них идут совсем не так блестяще, как им хотелось бы.
Другое дело Дудаев! Ему не приходилось искать или мучительно выдумывать подобную идею. Эта идея витала в воздухе, делая его плотным и напряженным, ибо ее генерировала чеченская земля в течение, по меньшей мере, двух столетий. Это была идея национальной независимости. А, если говорить точнее и понятнее, независимости от России. Присоединенные к России в результате войны, продолжавшейся (официально) более 50 лет, чеченцы делали все, чтобы какимто образом от России отделиться.
