— Считаю до трех, Донован!
Ноздри Юджина раздувались, точно у породистого скакуна. Еще секунду-другую он пепелил противника взором, а затем метнул злобный, ненавидящий взгляд в сторону Джиллиан, развернулся на каблуках и с достоинством удалился. Катберт закрыл за ним дверь, походя отмечая, что задвижка и замок не несут на себе никаких следов насильственного взлома. Очевидно, Джиллиан сама впустила в номер эту шумную процессию из прошлого.
Но об этом неразумном поступке он поговорит с нею позже. А сейчас, как представлялось Катберту, Джиллиан Брайтон нуждается в одной-единственной вещи. Точно так же, как и он.
Далтон вернулся к ней, наклонился, подхватил молодую женщину на руки. Единственное кресло в номере казалось чересчур шатким и неустойчивым, чтобы выдержать их обоих, но инженер решил рискнуть.
На протяжении нескольких бесконечно-долгих секунд Джиллиан лежала неподвижно, точно окаменевшая, всем телом прильнув к его широкой груди. Затем ее начала бить крупная дрожь. Катберт с трудом подавил вскипающее бешенство: что за мерзавцы эти Донованы! Это же надо — подвергать беззащитную женщину этакой публичной «казни»! На дворе — не мрачное средневековье, в конце-то концов! И он еще крепче прижал Джиллиан к себе.
Наконец молодая женщина шевельнулась, отстранилась, уселась прямо.
— Ты разве не хочешь спросить, что случилось?
— Я приблизительно себе представляю.
Джиллиан упрямо выставила вперед подбородок. Глаза ее воинственно сверкнули. Видимо, прощальные слова Юджина до сих пор жгут ее и мучают, догадался Катберт.
— Ну, и что же такого ты себе представляешь?
— Явился Чарли, постучал в дверь, упросил впустить его внутрь.
— И что?
От этих вызывающих интонаций у Катберта болезненно сжалось сердце. Джиллиан уже приходилось пережить нечто подобное. Вот откуда эта агрессивная озлобленность.
— И, — невозмутимо докончил инженер, — Донован-младший повел себя как распоследний идиот. Ты попыталась выставить его за дверь, и тут к месту событий подоспели его жена, и отец, а заодно и весь город.
Джиллиан неотрывно глядела на Катберта, дожидаясь продолжения. И, не дождавшись, удивленно свела брови.
— Ты и впрямь думаешь, будто все произошло именно так?
— Я не думаю, Джиллиан. Я знаю.
— Откуда?
Встретив недоуменный взгляд собеседницы, Катберт только улыбнулся. Неделю назад, — да что там, каких-нибудь несколько дней назад! — инженер, пожалуй, задал бы себе тот же вопрос. Он знал наизусть все скандальные сплетни, касающиеся этой женщины. В голове его составилось крайне нелестное о ней представление, — еще до того, как Катберт лично познакомился с «разрушительницей семейных очагов». Но с тех пор он ближе узнал эту неутомимую, вдохновенную энтузиастку своего дела, глубже проник в систему ее ценностей. Он уже имел возможность наблюдать ее упрямую одержимость работой, ее неуемное любопытство, которому есть дело до всех и вся, в том числе и до его ненаглядной плотины. Он смеялся с нею вместе, он разделял с нею самое сокровенное, — любовь к работе, к раз и навсегда избранному делу. И теперь у Катберта просто в голове не укладывалось, как это он мог поверить, пусть даже на краткое мгновение, всем этим скабрезным историям, изображающим Джиллиан как холодную, расчетливую интриганку.
Запустив пальцы в спутанные рыжие волосы, Катберт бережно обнял ладонями ее лицо.
— Я знаю, как все произошло, потому что я знаю тебя.
До глубины души потрясенная услышанным, Джиллиан подставила губы навстречу поцелую. А когда поцелуй закончился, все ее существо преисполнилось сладостного любовного томления, что пробудилось где-то в груди и стремительно разлилось по всему телу, вплоть до кончиков пальцев.
И в этом блаженном забытье прошло несколько минут, прежде чем Джиллиан вспомнила, зачем Чарли постучался к ней в дверь. Молодая женщина снова выпрямилась, поудобнее устраиваясь на коленях у любимого.
— Чарли приехал в город, чтобы рассказать мне одну ужасную вещь: это Натали поломала мои кассеты.
— Доносить на собственную жену? — Катберт презрительно скривил губы. — Какой милый мальчик!
Хотя Джиллиан меньше всего хотелось оправдывать этого человека, справедливость требовала выступить в его защиту.
— Нет же, Чарли не ябедничать явился. Он попросил, чтобы я не передавала дела в суд.
И последние остатки былого раздражения растаяли, будто их и не было, едва Джиллиан вспомнила, как Чарли ринулся защищать жену. Он и впрямь любит Натали, пусть даже в полной мере этого не сознает. И всегда ее любил. Молодой женщине оставалось винить лишь саму себя: ведь только собственное безрассудное увлечение некогда помешало ей понять эту простую истину. Так чего же ждать от легкомысленного Чарли?
— А ты что же? — полюбопытствовал Катберт. — Откажешься от судебного преследования? — пояснил он, когда молодая женщина недоуменно вскинула глаза.
Улыбнувшись, Джиллиан решительно и навсегда стряхнула с себя оковы прошлого.
— Ну, конечно. Я не желаю зла Натали. И никогда не желала.
Обвив руками его шею, Джиллиан легонько поцеловала любимого в губы. И вместе с этим невесомым прикосновением пришло мгновенное понимания. Да, она не хотела повредить Натали. Никому повредить не хотела. Но… Молодая женщина отстранилась; в аметистовых глубинах глаз читалось искреннее сожаление.
— А что, если Юджин прав?
Большим и указательным пальцем Катберт легонько ущипнул ее за подбородок.
— Это вряд ли.
И от этой широкой улыбки на сердце у Джиллиан тут же потеплело.
— Я сюда приехала не ради мести, не для того, чтобы рассорить Чарли с женой, но я наверняка усугубила ситуацию. Ведь им и без меня непросто приходилось, а с моим приездом все пошло наперекосяк… Если одно мое присутствие подтолкнуло Натали к таким отчаянным, мстительным поступкам, то, думается мне… Впрочем нет, я твердо знаю. Мне следует вернуться в Хьюстон и оставить супругов в покое.
Катберт не сказал ни да, ни нет.
— Завтра я начну паковаться.
— А как же твой фильм?
Джиллиан глубоко вздохнула.
— Я использую тот метраж, что есть, а в тех местах, где нужно заполнять бреши… что ж, придется использовать творческий подход!
Катберт даже не пытался ее переубедить. Он видел, какими глазами смотрел на документалистку Юджин Донован, и интуиция подсказывала инженеру: ненависть старика куда глубже и непримиримее, чем даже неприязнь его снохи. А может, это вовсе не ненависть? Может, это страх? Но, какие бы уж побуждения не владели Донованом-старшим, Катберт предпочел бы убрать Джиллиан с «линии огня».
Однако инженер отлично понимал, чего ей стоит этот досрочный отъезд и как много значит для документалистки фильм про Плакальщицу каньона Санто-Беньо. И оттого, что Джиллиан вынуждена сниматься с места, не закончив съемок, сердце его разбивалось на тысячу осколков.
— Я заеду за тобой в Хьюстон, — объявил Катберт с улыбкой, обещающей все то, что он не сумел облечь в слова. — И отвезу тебя домой: знакомить с братьями.
— Они все такие же здоровяки, как ты?
— Еще здоровее.
— И такие же упрямцы?
— Еще упрямее.
