— Да я не про револьвер. Про девчонку!..
— Так, кого-то ищет…
— Все кого-то ищут, — глубокомысленно замечает Пропп.
— Лично я никого не знаю, — холодно отзывается Барран.
Пропп с презрительной миной растягивается на койке.
— Уж я бы для такой девчонки расстарался! Я бы сказал ей «Мамзель, с вашим приятелем я играл в гольф в Дьенбьенфу…» Да что угодно!
— Ты американец? — привстав с койки, спрашивает Барран.
— Немного американец, немного немец — всего помаленьку. Все зависит от того, кто платит. А ты? Француз7
— Нет, я пьяница. И вдобавок жаден до ужаса.
И медик стремительным движением выхватывает свою бутылку из рук легионера.
Лагерная канцелярия, полдень. Сидящий за стойкой военный писарь ставит печать на предписание Баррана и вручает ему пособие по демобилизации: тощую пачку новеньких купюр. Позади Баррана — длинная очередь демобилизованных с предписаниями в руках. Через открытую дверь очередь вытянулась в залитый солнцем двор.
— Счастливо, доктор, — привычно говорит писарь.
Барран уступает место у стойки следующему в очереди. По пути к двери его останавливает другой медик, один из тех, кто был утром на пристани: потеющий толстяк. Он и сейчас утирает лоб платком.
— Ну что, Барран?.. Вы больше не вербуетесь? Конец?
Барран, не отвечая, порывается пройти мимо. Его собеседник дотрагивается пухлыми пальцами до пачки денег в руке Баррана.
— В армии есть и хорошие стороны, разве нет? — подмигивает толстяк.
Резким движением руки — той, в которой деньги, — Барран отстраняет его от себя и идет дальше.
Снаружи — большое негреющее солнце.
Когда Барран выходит из канцелярии, от стены отделяется человек и направляется вслед за ним.
Это Пропп в своем вылинявшем комбинезоне. Следуя почти вплотную за Барраном по заполненному солдатами двору, он подбрасывает на ладони тяжелый цилиндрик, с которым никогда не расстается: завернутый в фольгу столбик пятифранковых монет.
— Решил сбросить лямку, док? И чем ты думаешь заняться? — лениво спрашивает Пропп.
Барран даже не оборачивается. Ничуть не обескураженный этим, легионер продолжает идти за ним.
— Я знаю ребят, которым нужен врач… — говорит Пропп. — Могу предложить тебе дельце.
Барран круто поворачивается. Внешне он спокоен, но во взгляде его полыхает ярость.
— Послушай, папаша… Я не врач. Все, чем я занимался, — это наспех латал покалеченных, чтобы их снова отправили на бойню и там уж совсем укокошили. А теперь я сыт всем этим по горло! Калеками, бойней и прилипалами вроде тебя. Уяснил, папаша? Гуляй!..
Пропп молчит Барран делает несколько шагов, потом снова поворачивается.
— Помоги-ка-лучше в другом. Где я могу спустить это?
Он помахивает пачкой купюр. Легионер, остановившийся было, с улыбочкой подходит к Баррану.
— Что, деньгами ты тоже сыт по горло?
— Да разве это деньги? Это жалованье, — пренебрежительно отвечает Барран.
Пятеро — расхристанных мужчин, среди которых и Барран, играют в покер. Играют уже давно. Они сидят за столом, который втащили в душевую. Вокруг — другие солдаты: кто моется, кто делает на полу гимнастику. Воздух горячий, прокуренный. Видно, что игроки знают друг друга не первый день. Это одна шайка. Тодько Барран тут чужак.
Он проигрывает.
Напротив него — голый человек с полотенцем цвета хаки вокруг бедер и с мокрым беретом десантника на голове. Похоже, это главарь. Один из прихлебателей осторожно льет ему на голову холодную воду из кувшина — освежает.
— Слово, — хрипло произносит один из игроков.
— Одну, — говорит Барран.
И кладет на стол купюру. Голый повторяет его жест. Другие бросают карты.
— Одну, — говорит голый.
Сдающий протягивает каждому из них по карте. Барран смотрит, что ему пришло, это семерка. У него на руках еще семерка и три дамы. Он придвигает к кучке других купюр посреди стола все, что осталось от его жалованья.
— Открылся, — говорит Барран.
Голый, по телу которого струится вода, наблюдает за ним ироничным и внимательным взглядом, мусоля во рту мокрую тонкую сигару. Наконец, двигает к середине стола свою ставку.
— Я не такой красавчик, как ты, лейтенант, — заявляет голый. — Мне, чтобы поглядеть на бабу в натуре, приходится выкладывать денежки.
Вокруг подобострастно смеются. Барран открывает свой фуль. Голый швыряет на стол каре тузов, подгребает к себе банк и пристально смотрит на проигравшего, теребя в руках мокрый берет.
Барран встает, застегивает гимнастерку, забирает со стола свои сигареты.
— Ба! За лейтенанта я не беспокоюсь, — замечает голый, подсчитывая выигрыш. — Он всегда найдет вертолет, чтобы вернуться.
Барран, уже собравшийся было уходить, застывает на месте, не глядя на насмешника. Он смотрит на стол. В наполненной паром душевой вдруг воцаряется молчание.
— …А после его наградят орденом, — заканчивает голый.
С неожиданной яростью Барран бросается вперед и хватает десантника за волосы. Голый даже не сопротивляется. Хоть Барран и прижимает его голову к столу, он не перестает ухмыляться.
Так же внезапно, как медик, реагируют остальные игроки Вокруг Баррана возникают три лезвия: это опасные бритвы, еще более впечатляющие, чем ножи.
На какое-то время все застывают. Затем Барран отшвыривает голого на его стул. Выпрямляется и идет к двери. У выхода подпирает стену Пропп — неподвижный, в линялом пятнистом комбинезоне.
— У тебя еще есть что проиграть, док, — негромко роняет он.
Барран останавливается и смотрит на легионера. У того на губах его обычная улыбочка.
Обезлюдевшая казарма. За окнами уже ночь.
На столе — стакан, до краев наполненный виски. Сидя перед ним, Пропп опускает в стакан одну за одной четыре пятифранковые монеты, зорко следя за тем, чтобы жидкость не пролилась.
— Последняя, док, — предупреждает легионер. Пятая монета скользит на дно стакана. Купол поднимается еще, но виски не проливается.
— Йеа-а-а!.. — торжествующе вопит Пропп и выпрямляется.
Барран, не сводя с него глаз, застегивает на себе штатские брюки, натягивает свитер и куртку. Потом — без единого слова достает из вещмешка револьвер в кобуре — тот, что выпадал утром на пристани, — и бросает его легионеру. Пропп с удовлетворением разглядывает оружие. Прокрутив барабан, он замечает, что один патрон пуст.
— Почему тут не хватает одной пули, док? — спрашивает он.
Ответа нет.
— Мой первый в жизни револьвер был даже здоровей этого, — говорит Пропп, продолжая вертеть оружие в руках. — Я был пацан, так что еле его поднимал.
Барран мельком поглядывает на легионера, но ничего не говорит.
— …А это была моя первая проигранная война! — заявляет Пропп. — Когда я беру чью-нибудь сторону, можешь быть уверен, что победят другие.
Барран по-прежнему молчит.
— Но все равно, профессия у меня перспективная, — говорит Пропп, вкладывая револьвер назад в кобуру. — Впереди еще полно войн, которые надо проиграть.
Барран затягивает лямки вещмешка, собираясь уходить. Пропп внезапно оказывается перед ним.
