В такую жару она всегда поливала лужайку. Она стояла на своей веранде одетая, как всегда, в белое, похожая на пожилую медсестру. И абсолютно неподвижно она смотрела на угол. Тротуар перед ее домом был сухим.
Он пересек мостовую и продолжил свой путь к магазинчику, и, став на край тротуара, он все увидел. На углу, немного позади газетной стойки, возле которой сидел Финкельштейн, стояли трое. Они смотрели… они смотрели на приближающегося мистера Ньюмена. Его сердце болезненно сжалось, и он клял себя за то, что забыл снять очки. Потому что там был и Фред, и Карлсон, и…
Время от времени, – наверное, два воскресенья из пяти – этот маленький остроносый человек, который стоял сейчас с Фредом и Карлсоном, располагался на другой стороне улицы напротив магазина Финкельштейна и продавал газеты из лежащей у его ног пачки. Мистер Ньюмен никогда не обращал на него внимания кроме одного раза, несколько месяцев назад, когда он подумал, что городские власти не должны допускать такую несправедливую конкуренцию между разносчиками и владельцами магазинов, которым приходится платить аренду, в то время как разносчики забирают всю прибыль себе. По этой же причине он был против торговцев вразнос с передвижных лотков.
Однако сегодня остроносый человечек разложил свои газеты прямо на углу возле Финкельштейна – фактически не более чем в пятнадцати метрах от магазина. Мистер Финкельштейн спокойно сидел на раскладном стуле возле стойки, спиной к тем троим и, непривычно широко улыбаясь, смотрел на Ньюмена.
Ньюмен подошел к стойке Финкельштейна с рукой засунутой в карман, а Финкельштейн, который обычно к этому времени уже стоя держал свернутую для Ньюмена газету, поднялся только сейчас, и весьма неожиданно и, как показалось, с благодарностью и облегчением, начал сворачивать для него «Игл». Когда он повернулся к стойке за газетой, Ньюмен глянул на угол и помахал Фреду и сказал: – Привет. Вместо Фреда отозвался остроносый человечек, который проговорил нараспев: – Газеты! Покупайте американское. Газеты! Покупайте!..
Финкельштейн уже подавал ему газету. Он посмотрел на напряженное лицо еврея и как сумасшедший почувствовал, что в нем поднимается гнев. Газета уже коснулась его руки. В другой руке он держал монету в десять центов. Он ясно почувствовал, что внутри что-то хрустнуло, как будто его отрезают прочь. На тротуаре стояли те трое. Здесь стоял он с евреем. Он знал, что его лицо покраснело, ему хотелось купить газету у Финкельштейна, а потом подойти к незнакомому разносчику и купить у него тоже. Дурно было не покупать газету у еврея, потому что он знал, что в его глазах выглядит запуганным. Следовательно, не из чувства жалости он опустил руку пустой и сказал Финкельштейну: – Одну минуту.
А потом он подошел к тем, троим, и остановился перед Фредом, и, улыбаясь от растерянности, но, все еще сердясь, что не может отказать еврею не покраснев, он сказал: – Что происходит, Фред?
Фред глянул мимо него на Финкельштейна, потом по-дружески посмотрел на него. Карлсон, высокий светловолосый банковский служащий – очень консервативный тип человека – был взволнован.
Рядом с этой троицей, Ньюмен почувствовал, как его окутало спокойствие. Ощущение было таким, будто ему вместе с Гарганом удалось провернуть выгодную сделку, будто он был деловым человеком и был одним из тех деловых людей, которые умели жить.
Фред сказал: – Мы только хотим убедиться, что Билли может здесь реализовать свое право, только и всего. А Моргентау пытался выставить его из своего квартала.
Как будто возмутившись, Ньюмен сказал: – Не может быть! Ему хотелось, чтобы Фред продолжал говорить с ним так же доверительно – Фред, и Карлсон тоже.
– Представляешь, какие нервы у этого жида? – тихо спросил Карлсон. Он продолжал дрожать, как будто ему было холодно.
Ньюмен гневно покачал головой. Теперь проще будет сказать матери, что его уволили. После того, что он сейчас сделал, ему будет как-то легче перенести то, что завтра ему некуда идти. Каждый день он будет возвращаться в квартал, частью которого он является. Стоя там, на углу он снова ощутил себя полноценным жителем квартала, и почувствовал себя свободно.
А потом тонколицый человек подал ему газету и сказал: – Газету, мистер?
Ньюмен взял газету из маленькой загорелой руки и заплатил десять центов. Он знал, что Фред и Карлсон смотрят на него, и почувствовал, что они ждут, чтобы и он что-нибудь сказал о Финкельштейне. Он уронил газету, и она рассыпалась на тротуар. Маленький человечек помог ему, когда он наклонился чтобы собрать все листы газеты. Почему же он ничего не может сказать о евреях, ничего из того, что часто говорил сам себе. Он скрипел зубами, вероятно из-за того, что уронил газету, но он знал, что от своего неумения хотя бы пробормотать ругательство в адрес человека, сидящего в нескольких метрах позади него рядом с магазином. И он смог придумать, что единственной причиной его нерешительности было то, что он всегда был категорически против разносчиков, а теперь покупал газету у одного из них, а Фред и Карлсон стоят здесь и ждут теперь, чтобы он говорил и поступал, как человек, который никогда не был против разносчиков. Это было нахальным давлением на него, против которого он возражал, и когда он выпрямился и снова стоял с газетой под мышкой он посмотрел на Карлсона, зубы у которого были явно вставными, и у него появился страх, что они втягивают его во что-то ему чуждое.
Он засмеялся и похлопал газету под мышкой. – Не понимаю, зачем они выпускают их так часто. Между прочим, – быстро сказал он, – вчера ночью я слышал, что лаяли твои собаки. Что-то случилось?
Фред сказал: – Наверное, на луну, – и лениво почесал бедро. Карлсон продолжал внимательно рассматривать лицо Ньюмена, – его задумчивость содержала подозрение. Фред продолжил: – Прошлой ночью было полнолуние. Карлсон, ты видел?
С трудом отрываясь от сосредоточенного рассматривания Ньюмена, Карлсон взглянул на Фреда, и, все еще озабоченный, сказал: – Да.
– Ты, правда, хочешь сказать, что они лаяли на луну, да? – С удивлением, как будто только сейчас узнал о таком, сказал Ньюмен. Почему Карлсон так рассматривал его.
– Конечно, – ты, что никогда о таком не слышал? – сказал Фред.
– Никогда, – сказал Ньюмен. И повернувшись к Карлсону, спросил: – Это что, научный факт?
– Ну да, – отсутствующе сказал Карлсон.
Не позволяя уму Карлсона отвлечься от новой темы, Ньюмен продолжал: – Я читал в «Игл», об одном ученом, который говорит, что после войны люди будут летать на Луну на ракетах.
– Нет, это невозможно, – категорически возразил Карлсон. – Любого кто попробует, разорвет на куски.
