Выбросить в окно пьяного тоже довольно просто. Особой отваги на это не требуется, подумал я и спросил:
– Это ты его угробил?
Фон Шелленберг расхохотался.
– Еще одно подтверждение моих слов. Так ведь и помрешь третьесортной посредственностью.
– Значит, Янос?
– Догадайся сам, – сказал он.
Увы, облако пыли точно замерло на месте.
– А тебе известно, что Вэнс Фридмен агент ЦРУ? – спросил я.
Молчание. Мне почудилось, что голова его загудела от нагрузки – он этого не знал.
Я вспомнил про комиссара и Сэма: дело обстоит хуже, чем они могут предположить.
– Почему надо делать это именно здесь? – закричал я. – Раз уж корчишь из себя такого аса, убрал бы его дома, в Штатах.
– Стиль, старина, класс, – отозвался фон Шелленберг. – Убить президента среди бела дня – это уже не штука. С тех пор как ухлопали Кеннеди, этим никого не удивишь. Ну а здесь такого еще не бывало, в этом есть спортивный азарт. Все равно что охота на крупных хищников.
Он говорил всерьез, без намека на иронию.
– Заповедник окружен, у всех входов и выходов кордоны и патрули. Как ты надеешься выбраться?
– Напряги мозги!
Я последовал его совету.
– В свите Уэллса целый взвод секретных агентов. Живым тебе не уйти.
Молчание. О чем он в этот момент думал? Тут я вспомнил сине-серебристый 'чироки' на взлетной полосе у 'Баобаба', и у меня екнуло сердце. Конечно, на таком комарике далеко не улетишь, однако с его помощью фон Шелленберг сумеет сгинуть без следа. До танзанийской границы рукой подать, а оттуда открыты все дороги, по суше и воздуху, в Южную или Центральную Африку, на все четыре стороны.
– Кто тебе платит? – спросил я.
– Мне это безразлично, – ответил он, – не кто, а сколько! В этом дело.
Молчание.
– Ну и сколько же на этот раз? – спросил я.
– Два миллиона долларов.
Я задумался.
– Через Швейцарский кредитный банк?
– Вижу, с домашним заданием ты справился.
Пауза.
– Кто бы мог подумать, – сказал я, – что жизнь одного человека стоит такую прорву денег!
Он засмеялся.
– Кое-кому не нравится его миролюбие.
– Кому же?
– Ни за что не угадаешь?
Мы снова помолчали.
– В Америке есть люди, – продолжал он, – которые проливали слезы, когда закончилась война во Вьетнаме. Военная индустрия, приносившая огромные барыши, едва не обанкротилась. Торговцы оружием переключились на нелегальные поставки Латинской Америке и Южной Африке.
Он помолчал, потом продолжил:
– Эти трудолюбивые патриоты, эти лояльные граждане величайшей державы мира полны решимости и впредь заниматься бизнесом.
Помню, я читал где-то, что человек – это единственное существо во всей живой природе, которое охотится на себе подобных. Американцы готовы на убийство ради сохранения самой возможности убивать.
В воздухе зависла смертоносная тишина. По спине у меня струился пот. Рука, сжимавшая пистолет, была влажной, к ладони липла пыль. Переложив оружие в левую руку, я повернулся, чтобы вытереть ее о штанину, и только тут заметил его, но было слишком поздно – я не смог увернуться от пули.
Стреляли всего с десяти шагов, меня точно кувалдой ударили в правое плечо. Я повалился на спину, как дохлая рыба. Но воля к жизни сильнее искушения сдаться и умереть. С глухим стуком упав наземь, я вздернул левую руку и сумел дважды нажать на курок, целясь в неясный силуэт.
Спотыкаясь, Янос попятился назад – две пули крупного калибра поразили его. Он распростер руки и упал навзничь, его тело заскользило по склону вниз и, задев за развесистый куст, распласталось в неестественной позе.
