— Неужели Федерация династронавтов так низко пала?
— Федерации больше не существует! — воскликнул кудрявый гном со слезами в голосе.
— Не существует? Это почему же?
Воцарилось долгое, гнетущее молчание. Наконец кудрявый диверсант заговорил. Сначала вполголоса, потом всё смелее и взволнованнее. Остальные, конечно, то и дело его прерывали — оспаривая, дополняя. Собачонка присела на задние лапки и, высунув язык, терпеливо слушала его рассказ.
Вот при каких необычных обстоятельствах мне довелось вновь встретиться с моими дорогими друзьями — членами славной Федерации династронавтов, которая образовалась, как явствует уже из её названия, в результате слияния Общества астронавтов и Отряда динамичных — двух ребячьих компаний, деятельность которых доставила кучу хлопот многим жителям нашего квартала. Несмотря на усы и бороды, я их всех узнал. Узнал главу Федерации и главного астронавта кудрявого Полковника Димчо; бывшего командира Отряда динамичных Сашу, по прозвищу 'Кобальтовый Кулак', в его неизменной клетчатой рубахе-ковбойке; очкастого Рони Дакалку, который по-прежнему говорил «да» всякий раз, когда Наско Некалка говорил «нет»; миловидную Вихру, — несмотря на то что сейчас она была в брюках и с бородой длиннее, чем у Фридриха Энгельса; узнал и Мишу Эквилибриста, и худенького Игорька, и самого юного из всех, кандидата в династронавты Кынчо, — всех узнал. Ну и, конечно, Никижа. Только Фанни с ними не было, но это уж дело особого рода, которое разъяснится позже…
Династронавты рассказывали, рассказывали без устали, и никто из нас не заметил, что уже давно рассвело. Часов около девяти в дверь заглянул капитан Боянов.
— Ну как?
— Всё в порядке, — сказал я. — Проголодались, наверно?
— Ещё как! — воскликнул заметно осунувшийся Рони Дакалка.
— Хорошо, сейчас пришлю молока и булочек, — улыбаясь, сказал капитан.
В десять часов я вышел из Управления пограничных войск. Справа от меня шагали бородачи, слева — усачи, а сзади вприпрыжку бежал Никиж. Несмотря на все наши старания, мы не сумели избавиться ни от бород, ни от усов. Качество нового болгарского клея УК (универсальный клей, горячо вам его рекомендую) оказалось превосходным. Прохожие на нас оборачивались, а детвора неотступно бежала следом, так как приняла нас за артистов французского цирка.
Первым делом я отвёл своих подопечных в парикмахерскую, где при благоговейном молчании публики было благополучно покончено с бородами и усами. Затем я проводил каждого из диверсантов до дому.
Тринадцатого диверсанта с нами не было. Он остался там, за железной дверью.
Лишь к полудню удалось мне разыскать редактора издательства.
— Товарищ Ст… — заявил я, — обещанная книга скоро будет закончена, — и рассказал ему о том, что со мной произошло этой ночью.
— Давай! — сказал он.
И вот сейчас два часа дня. Я выпил крепкого кофе и сел за машинку, чтобы поведать вам о необыкновенных приключениях моих давних приятелей — динамичных астронавтов, ставших из-за стечения различных обстоятельств усатыми и бородатыми, а также об их верной собаке Никиже.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РОЛАНДО ИЗ СЬЕРРЫ-МАЭСТРЫ И СИСУЛУ-КАБА ИЗ ПРЕТОРИИ
1. ПРЕДЛОЖЕНИЕ ТОВАРИЩА МОРЕВОЙ, ИМЕВШЕЕ РОКОВЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
Да, да, причиной всему было предложение, которое исходило от мамы Наско Некалки. Товарищ Морева работает в университете, учит студентов-иностранцев. За несколько дней до Первого мая она сказала сыну:
— Хочешь, я на праздник приглашу кого-нибудь из студентов пообедать с нами?
— Хочу. А кого?
— Кого хочешь. У нас учатся негры, немцы, вьетнамцы, кубинцы, арабы, турки, шведы, даже один японец.
Наско задумался. При этом русый непослушный вихор упал ему на глаза.
— А нельзя позвать всех? — спросил он.
— Трудновато. Их около двух тысяч.
— Можно, я подумаю?
— Думай, но не очень долго, потому что они нарасхват.
Оставшись один, Наско погрузился в размышления. Надо сказать, что всякого рода отвлечённая умственная деятельность давалась ему нелегко. Он любил чисто зрительный подход к делу. Поэтому, вытащив из кармана блокнот и карандаш, он набросал фигурок двадцать силачей-боксёров разных национальностей: негра, японца, китайца, индийца, кубинца… Все широкоплечие, мускулистые, как на подбор. На ком остановиться? Один другого заманчивей. Под конец, устав от долгих раздумий, Наско решил посоветоваться с друзьями-астронавтами. Не зря говорится: ум хорошо, а два лучше.
Едва уроки кончились, Наско помчался в ракетный центр Федерации, который, как известно, помещается за сараем во дворе высокого жилого дома на углу улиц Царь Крум и Раковского, неподалёку от стадиона. Тут он и поведал динамичным астронавтам и Никижу о мамином предложении. Эффект был потрясающий.
— Я тоже хочу пригласить студента! — горячо воскликнул Полковник Димчо.
— И я! — решительно заявил Саша Кобальтовый Кулак, который никак не мог отделаться от былых привычек и говорил всегда властным, категорическим тоном.
Тут потребовали себе студентов и остальные члены Федерации, даже самые младшие — Фанни и Кынчо, числившиеся пока только кандидатами в династронавты.
— Хорошо, — сказал Наско. — Я скажу маме, чтобы она никому ни одного студента не отдавала, пока мы не отберём себе кого хотим. Говорите, кому кого надо. — Он вынул блокнот и приготовился записывать.
У Полковника Димчо колебаний не было:
— Мне — кубинца. И чтобы он был астрофизиком. Можно, конечно, физика атомника или кибернетика.
— А мне африканца, — заявил Саша Кобальтовый Кулак. — И чтобы он выступал за институт физкультуры или спортивное общество «Левский».
— Все студенты состоят в обществе «Академик», — возразил Рони Дакалка. Но Саша заупрямился:
— А я хочу, чтобы он был в «Левском»!
В конце концов вот какие были высказаны пожелания:
Рони Дакалке нужен был новозеландец — журналист или писатель.
Мише Эквилибристу — украинец, но обязательно из театрального института.
Вихре — норвежец, будущий композитор, на худой конец, контрабасист.
Игорьку — японец, по возможности фокусник или укротитель львов.
У Фанни и Кынчо никаких особых запросов не было. Фанни скромно попросила: если можно, не студента, а студентку. А Кынчо хотел бы пригласить следопыта.
Остальные выбрали кто иранца-филолога, кто индийца-йога, кто француза-киноартиста.
Наско остался последним. Он был в страшном затруднении, потому что самые интересные национальности и профессии уже расхватали. Однако в конце концов решился и написал:
'Для Наско — мексиканца-метиса, художника или боксёра'.
Вечером он вручил список маме. Мама прочла и сказала:
— Видишь ли, Наско, боюсь, что ваши пожелания…
