поднимает на своем знамени обветшалые девизы прошлого. Но будет совершенно правильным сказать, что традиция «Исторической школы права» сыграла весьма реакционную роль в воспитании немецких историков и направлении их ученой деятельности. Эта школа, «узаконяющая подлость сегодняшнего дня подлостью вчерашнего, школа, объявляющая мятежным всякий крик крепостного против кнута, если кнут – старый и прирожденный исторический кнут»[11], – привила историкам такое уважение к «правовому кнуту», что они потеряли способность смотреть на мир естественными человеческими глазами, а стали рассматривать его только через очки права. Право заменило собой живую действительность, история права вытеснила настоящую гражданскую историю. Развитие общества начали трактовать, как развитие целого комплекса «прав» (Rechten). «Государственное право» (Staatrecht), «частное право» (Privatrecht), «право союзов и корпораций (Genossenschafts und Korporativrecht), „церковное право“ и еще особое „право частной церкви“ (Eigenkirchenrecht), „ленное право“ (Lehenrecht), „городское право“ (Staadtrecht) и т. д. и т. п. заменили собой настоящую историю общественной жизни. Право и обусловливаемое им „устройство“ (Recht und Verfassung) стали покрывать все богатство конкретной исторической действительности.
Проблема происхождения феодальной раздробленности у них заключается в утверждении права сеньората (Grundherrschaft), проблема возникновения средневековых городов сводится к проблеме происхождения городского права и городского устройства (Stadtrecht und Stadtverfassung), возникновение территориальных княжеств представляется как процесс присвоения высших государственных прав (Landeshoheit) крупными феодальными владетелями и т. д. и т. п. Вот в какой превратной форме представляется этим историкам исторический процесс!
Мы ознакомились с некоторыми методологическими предпосылками немецкой буржуазной историографии феодального государства. Посмотрим, как понимает эта историография существо государства и, в частности, существо германского государства феодальной эпохи.
Определения государства как органа классового господства мы здесь, как и вообще во всей буржуазной социологии и историографии, не найдем. Государство преподносится идеологами буржуазии как «устройство народа, созданное им для достижения политических целей». Такой смысл вкладывается в понятие государства всеми немецкими социологами, юристами и историками.
О. Гирке определяет государство как «организацию всего народа, и тех, которые господствуют, и тех, над которыми господствуют, – организацию, выражающую политическое и юридическое единство народа»[12].
По словам Т. Майера, под государством следует понимать «тот политический порядок, посредством которого тот или иной народ является политически действенным (politisch handlungsfahig)»[13].
По Г. Миттайсу, «государством в историческом смысле является устройство народа для достижения его политических целей»[14].
Несколько по-иному определял государство Г. Елинек: «Государство представляет собой множество населения, проживающее на определенной территории и объединенное воедино господствующей над ним властью»[15].
Но и здесь нет попытки раскрыть классовую природу государства.
Г. Белов называет государство «учреждением, посвященным целям, образующим высший, всеобщий, единый интерес»[16]. Подобное определение могло бы соответствовать истине, если бы под этим «высшим интересом» понимали интерес господствующего класса. Но буржуазные историки из всех сил стараются замаскировать классовую природу государства и выдать это откровенно классовое учреждение за организацию всего народа. Идеалистическое мировоззрение как нельзя лучше служит этой маскировке.
Объявляя государство «организацией всего народа», немецкая буржуазная социология и историография признают тем самым извечность государства. Государство появилось вместе с «народом» и будет существовать, пока существует народ. Она считает государство священным установлением, данным людям «свыше». Государство не является изобретением людей, оно появилось на свет вместе с человеком[17].
Реакционный прусский историк и деятель консервативной партии Г. Лео заявлял по поводу «contrat social» Ж. Ж. Руссо следующее: «Мысль об изобретении государства, каждый раз, когда я ее слышу, производит на меня точно такое же впечатление, как гимн Санчо-Пансо изобретателю сна»[18].
По мнению этого историка, государство существует уже там, где живет больше одного человека. Семья – это уже государство.
Ф. Кейтген начинает свое произведение «Германское государство средних веков» словами: «Вначале было государство»[19].
Э. Мейер распространяет государство даже на совместное существование групп зверей[20].
Приходится ли после этого ожидать от таких историков научного освещения вопросов истории государства? Никакое, даже самое добросовестное исследование истории государства не может привести к научным выводам, если под государством понимается совсем не то, чем оно является на самом деле.
Большинство немецких историков и, в частности, историков феодального государства, принимает тезис об извечности государства и о его общенародном характере за аксиому. В настоящее время в немецкой буржуазной историографии мы не услышим никаких иных мнений по этому вопросу. Но были времена, когда передовые, либерально настроенные немецкие историки подходили к истинно научному пониманию существа процесса возникновения государства. Такими историками являлись Г. Маурер и О. Гирке. Правда, эти мысли, в частности у Гирке, выражены весьма туманно, под юридической мишурой. Здесь говорится о развитии идей, а не о развитии самих отношений; но за всем этим скрывается определенная мысль, что до возникновения подлинно государственной власти существовала общественная власть, действовавшая от имени всего народа.
Г. Маурер утверждал, что первоначально вся власть воплощалась в народе. Подлинно государственная власть образовалась у германцев только со времени завоевания римских провинций[21].
По мнению О. Гирке, первоначальные общности людей представляли собой свободные общины (Genossenschaften). В этот период не существовало еще деления на хозяйственные и политические союзы. Хозяйственные объединения (Gemeinde, Genossenschaften) были одновременно и политическими. Эти первоначальные общности разложились в результате образования частной собственности на землю и разделения прежде равных людей на имущественные классы (свободных и несвободных). Образовавшаяся крупная земельная собственность стала фактором политического господства (Herrschaft). Она создала новый тип объединений (Verbande), которые связаны внутри не сотрудничеством равноправных индивидов, а господством над ними единой политической силы (другими словами – государственные общности)[22].
Эти правильные мысли обоих авторов, появившиеся у них при глубоком изучении древней общины, не могли получить дальнейшего развития и привести к научному пониманию существа государства, так как оба автора оставались на идеалистических позициях и в государстве видели не орган классового господства, а организацию всего общества.
Посмотрим, как представляет себе немецкая буржуазная историография существо германского феодального государства.
