преемником лорд Конфалюм. Все понимали, что, когда умрет старый понтифекс Пранкипин и лорд Конфалюм переедет в Лабиринт, чтобы занять пост верховного правителя, корона будет возложена на голову Престимиона. Но после смерти Пранкипина сын лорда Конфалюма Корсибар, мужчина видный, но не слишком умный, захватил королевскую власть, подстрекаемый шайкой своих зловещих сподвижников и с помощью не менее зловещего мага. По закону сын короналя не должен наследовать своему отцу на троне, и поэтому вспыхнула гражданская война, в результате Которой Престимион завладел причитающейся ему по праву короной.
Но война привела к бессмысленным разрушениям, множеству загубленных жизней и оставила глубокий шрам на долгой и мирной истории Маджипура…
Приказав совершить радикальный акт забвения, Престимион, как он надеялся, залечил этот шрам. Группа чародеев стерла все воспоминания о войне из памяти жителей планеты, за исключением самого Престимиона и двух его уцелевших собратьев по оружию — Гиялориса и Септаха Мелайна.
Но один шрам никак не заживал, и он не мог стереть его из памяти. Шрам от этой раны, нанесенной ему в самый решающий момент последней битвы. То была рана в сердце: смерть мятежной сестры-близнеца Корсибара леди Тизмет, великой любви Престимиона, павшей от руки чародея Санибак-Тастимуна. Никакое колдовство не вернет Тизмет обратно, и никто не сможет заменить ее в сердце Престимиона. Там, где жила любовь, осталась лишь пустота. Какой прок ему быть короналем, если в борьбе за трон он потерял самого дорогого ему в мире человека?
Престимион и Септах Мелайн уже подошли к выходу во двор Замка, примыкающий к Башне лорда Трайма, где в нынешнее время находились апартаменты большинства короналей. Септах Мелайн остановился:
— Мне покинуть тебя здесь, Престимион? Или ты хочешь, чтобы я остался с тобой, пока ты будешь готовиться к пиру?
— Тебе тоже надо переодеться, Септах Мелайн. Иди.
Со мной все будет в порядке.
— Правда?
— Правда. Даю тебе слово, Септах Мелайн.
Престимион вошел внутрь. Просторные апартаменты, служившие теперь его официальной резиденцией, все еще оставались по большей части пустыми. Лорд Конфалюм, ставший понтифексом Конфалюмом, перевез свою несравненную коллекцию редкостей в новую резиденцию в глубине Лабиринта. Во время своего незаконного правления Корсибар обставил эти комнаты по собственному вкусу — множеством совершенно ординарных вещей, некоторые из которых были безвкусными и вульгарными, а некоторые — унылыми и заурядными. То же волшебство, которое стерло незаконное правление Корсибара из памяти жителей планеты, убрало все принадлежащие ему вещи. Теперь Корсибара как бы никогда и не существовало. Его вычеркнули из реальности. Позднее Престимион прикажет доставить в Замок некоторые вещи из своего фамильного поместья в Малдемаре, но пока у него еще не было возможности даже подумать об этом. Так что сейчас здесь было почти пусто, не считая кое-какой мебели, принесенной сюда из менее роскошных апартаментов, которые он занимал в прежнее время в восточном крыле Замка, где высокородным принцам государства отводили помещения для жилья.
Седобородый Нилгир Сумананд, с давних пор служивший Престимиону, ждал его с явным нетерпением.
— Пир в честь коронации, ваша светлость…
— Да-да. Я знаю. Я быстро приму ванну. А что касается того, что мне сегодня надеть, то ты уже, вероятно, все приготовил. Ведь так? Пиршественный костюм из зеленого бархата, золотистая стола, брошь в виде Горящей Звезды, которую я надевал сегодня днем, и малая корона взамен большой, официальной.
— Все для вас готово, милорд.
Церемониальная стража, состоящая из знатных лордов королевства, сопровождала его в пиршественный зал. Два старших пэра шли впереди: лорд Олджеббин Стойензарский, уходящий в отставку Верховный канцлер, и необычайно богатый принц Сирифорн Самивольский, а напыщенный принц Гонивол Бомбифэйлский, Великий адмирал Маджипура, шагал вслед за ними. Эти трое во время гражданской войны использовали свое значительное влияние на благо Корсибара. Но теперь они об этом уже не помнили, и Престимион считал, что ему выгоднее простить их измену, коль скоро она все равно лишена всякого смысла, и обращаться с ними с тем уважением, которое подобает людям их положения и могущества.
Септах Мелайн шел справа от Престимиона, а громадный, гороподобный воин Гиялорис — слева. Позади нового короналя шли два его уцелевших младших брата, горячий, юный Теотас и высокий, страстный Абригант. Третий брат, ловкий и сообразительный Тарадат, погиб во время войны, в той злосчастной битве в долине Ийянн, когда люди Корсибара проделали брешь в Мавестойской дамбе и похоронили под стеной воды тысячи воинов Престимиона.
Как обычно, пир в честь коронации устроили в Большом пиршественном зале в крыле лорда Тарамонда. Этот зал был даже просторнее зала Гендигейла и расположен ближе к центру Замка; но даже столь огромное пространство не смогло вместить всех приглашенных гостей, принцев, герцогов и графов из многих сотен городов, а также мэров этих городов и мелких дворян Замковой горы, потомков десятков короналей и понтифексов минувших лет. Но лорд Тарамонд, один из самых искусных строителей среди многих короналей, оставивших свой след в Замке, спроектировал все так, что его Большой зал переходил в анфиладу прилегающих помещений. Пять, восемь, десять пиршественных залов поменьше следовали друг за другом, их двери можно было открыть, и тогда они образовывали единое пространство истинно маджипурского размаха. Здесь и разместили приглашенных на банкет, тщательно учитывая при этом их ранг и положение.
Престимион не очень любил столь пышные события. Он был человеком простым и скромным, практичным и рациональным и не отличался страстью возвеличиванию самого себя. Однако он неукоснительно соблюдал правила приличия. Люди ожидали от него пышного празднества в честь коронации, и они его получат: официальная церемония коронации днем, грандиозный пир сейчас, завтра — речь перед губернаторами провинций, а послезавтра — традиционные спортивные Игры в честь коронации, рыцарский турнир и борьба, стрельба из лука и многое другое в том же духе. По окончании коронационных торжеств Престимиона ждет тяжелая работа — управление гигантской планетой Маджипур.
Казалось, пир растянулся на десять тысяч лет.
Престимион приветствовал и обнял старого Конфалюма, а затем проводил его до почетного места на возвышении. Даже на восьмом десятке Конфалюм все еще оставался крепким и здоровым мужчиной, но по сравнению с героическим короналем прежних дней энергии и живости у него значительно поубавилось. Во время гражданской войны он потерял и сына, и дочь.
Разумеется, он об этом не помнил, и даже понятия не имел о том, что Корсибар и Тизмет вообще существовали на свете; но какое-то ощущение пустоты в его душе осталось, и иногда в его затуманенном в последние дни взгляде отражалось неясное ощущение потери.
Подозревал ли он правду? — спрашивал себя Престимион? Подозревал ли кто-нибудь из них? Случались ли мгновения, когда какой-то человек, будь то верховный правитель или скромный фермер, случайно натыкался на следы скрытой реальности, лежащей под фальшивыми воспоминаниями, внедренными в его мозг, и такие находки заставляли его озадаченно хмуриться? Если и так, то никто не показывал вида. И вероятно, никогда не покажет. Даже если колдовство, которое изменило историю Маджипура, эффективно подействовало не на всех, такие вещи, как полагал Престимион, каждый предпочтет скрыть из опасения, что его сочтут сумасшедшим. Во всяком случае, он искренне на это надеялся.
Второе почетное место на длинном возвышении было отведено матери Престимиона, живой и остроумной принцессе Териссе, которая вскоре после восшествия ее сына на престол получит титул Хозяйки Острова Сна и власть над механизмами, с помощью которых гражданам Маджипура, пока они спали, посылались наставления и утешение. Рядом с ней на возвышении сидела великолепная леди Кунигарда, сестра Конфалюма, обладавшая титулом Хозяйки Острова во время правления Конфалюма в качестве короналя; теперь ей предстояло проститься со своими обязанностями. Далее расположились высокородные лорды — члены Королевского совета, и среди них Септах Мелайн и Гиялорис. А в конце ряда сидели Верховный маг Гоминик Халвор из Триггойна и его сын-чародей Хезмон Горе. Оба многозначительно
