реку. Вода была уже почти до колен, когда на берегу запрыгал глазок фонаря и такой знакомый голос, просто родной, сказал:
– Черти бы сожрали эту погоду…
– Ге-на!! – завопил Илька.
Глава тринадцатая
На обратном пути Генка думал об одном: лишь бы скорей! Он понимал, все равно не сможет выйти прямо к палатке, и мчался, не заботясь о точном направлении. Главное – выскочить к реке, а там уж он доберется берегом до лодки. Он считал, что до реки рукой подать, когда попал в полосу тумана.
Это Генку разозлило: попробуй теперь увидеть лодку! Можно без толку бродить всю ночь.
Кусты оборвались, и впереди встала беспросветная пелена. От великой досады Генка в полный голос высказал этой пелене все, что думал.
И тогда-то он и услыхал Илькин крик. Не то радостный, не то слезный.
Илька, мокрый и взъерошенный, вылетел на него из плотной пепельной мглы и вцепился в плечо.
– Гена! Это ты?
– Это моя прабабушка ходит в поисках знакомых привидений, – сердито сообщил Генка, чуть не тая от горячей радости, что Илька жив и цел. – Ты что околачиваешься на берегу?
Илька убрал с его плеча руку и вздохнул.
– Ты почему такой мокрый? – спросил Генка уже с тревогой.
Илька молчал.
– Ну?
Это нетерпеливое «ну» словно встряхнуло Ильку. Вернуло силу и смелость. Генка был рядом. Мир опять стал простым и прочным.
– Купался, – ответил Илька.
– В штанах?
– Ну и что?
– Ничего. Кому как нравится.
– А где Владик?
– Откуда я знаю? Наверно, в больнице.
– Они потом придут, да?
– Придут. Никуда твой Владик не денется.
– Гена… – начал Илька. – Я сжег лодку.
– Что?!
Он посветил Ильке прямо в лицо и понял, что это правда.
– Да! – со слезами сказал Илька. – А что делать, если он прет на мель, а там балки!
– Кто прет?
– Пароход, а не «кто». В тумане. Прямо на меня.
– И ты сделал из лодки маяк? – спросил устало Генка.
Конечно, все одно к одному. Если уж начались несчастья, скоро не отвяжутся. Он не отводил фонарика от Илькиного лица, а Илька не прятал глаз от света. Глаза были темные и упрямые. Как у Владьки.
– Дубина, – увесисто произнес Генка. – Откуда возьмется пароход? В таком тумане он тут же отдаст якорь и заголосит на всю реку. Думать надо.
Илькины брови задрожали, а рот приоткрылся и сделался похож на аккуратную букву «О». И таким беспомощным стало Илькино лицо, что Генка испугался. Он сказал примирительно и торопливо:
– Ну ладно. Ты точно знаешь, что это был пароход?
– Может, твоя прабабушка? – огрызнулся Илька. Но как-то неуверенно огрызнулся.
Генка выключил фонарик. В темноте удобнее было врать. Он пробормотал, словно для себя, а не для Ильки:
– Значит, это тот сумасшедший танкер…
– Что? – откликнулся Илька.
– Я говорю: танкер. Я его сейчас видел. Мотается от берега к берегу, почти без огней.
– Что ты врешь! – возмутился Илька. – Что ты видел в таком туманище!
– Козел! – сказал Генка с почти настоящей злостью. – Ниже по течению никакого тумана нет. Сбегай проверь, если не веришь.
– Ты же не по берегу шел…
– Я везде шел. Я к реке еще за тем поворотом вышел. Понял?
