«Ты скажи мне, что случилось, приятель, потому что я уверен, что один черт это знает», – такие мысли промелькнули в его голове.
– Ты вел себя очень странно, – услышал он Мартина. – Твои глаза были широко открыты, но ты был словно в трансе. Ты держался за голову и двигал руками, как будто хотел что-то стряхнуть с волос и лица.
Это были глаза. Что-то в них знакомое. Шен? Сначала сон, теперь – это. Скажи мне, Мартин, скажи мне, что случилось и что с твоим сыном Шеном.
– Ты в порядке, дружище?
Он поднялся. Теперь ему не препятствовали. Он стряхнул с одежды несколько воображаемых пылинок и расправил складки.
– Я не знаю, Марти, но, как мне кажется, это накапливалось годами и не могло так обостриться в последние сутки.
Он сел на диван, растянувшись на мягких подушках.
– Я много работал в последнее время. Мне кажется, что это таким путем мой организм говорит мне, что пора отдохнуть.
Энни пришла из кухни со стаканом воды и таблеткой аспирина. Он взял их и проглотил таблетку, запив водой. Немного хорошего аспирина пошло на пользу.
– Теперь тебе лучше? – спросила Энни, с трудом приходя в себя. Она была испугана. Она была почти в шоке. Она могла лишь стоять и смотреть. Хорошо, что Мартин не паниковал. Было ужасно, когда Мартин тормошил его, а он не реагировал. Она думала, что он умирает. Она встряхнулась, когда неожиданно подумала о Джейн и Шене. Она не хотела, чтобы они видели то, что произошло. Она подошла к комнате Джейн и услышала громкий звук проигрывателя. Это было что-то о грязных делишках, делаемых грязной дешевкой. Она рассмеялась. Она поняла, что они не могли бы что-то услышать в этом шуме. Люди иногда смеются над безумнейшими вещами. Она смеялась в такие моменты, загоняя назад слезы. Успокоившись, она вспомнила, что они даже не вызвали врача. Все произошло так быстро, и когда закончилось – казалось, что прошли часы, хотя на самом деле – минуты. Когда она вернулась, она увидела сидящего Джона. Он дышал уже легко.
Это было, когда она принесла ему аспирин.
– Намного лучше, крошка.
По этим словам она поняла, что он пришел в норму, и все, что с ним было, прошло. Может быть, он прав, и все его страдания были вызваны переутомлением.
– Мы приготовим постель, если ты хочешь отдохнуть, – сказала Энни. – Может, ты хочешь поспать и остаться на ночь?
– Дождь должен об этом позаботиться, моя милая, – сказал он, подмигивая. – Ты знаешь, я должен успеть на самолет.
– Какой самолет? – запротестовала Энни. – Тебе нужно отдохнуть.
– Время отдыха – когда работа сделана, – сказал он. – Если я не вернусь к понедельнику, толпа студентов снимет с меня голову, не говоря уже о декане.
– Можешь ты сделать что-нибудь, Мартин? – взмолилась она.
– Не думаю, – ответил он. – Если Джон что-то вбил себе в голову, он упрям, как осел.
Джон поднялся на ноги, окончательно оправившись от удара.
– Небольшое головокружение никого не убивало, – он постучал по животу, как после сытного обеда. – И если я сейчас не пойду, я никогда не успею на самолет.
– Будет ли это так уж плохо... – сказала Энни.
– Да, поскольку в этом случае я, потеряв работу, буду просить вас о помощи. Так что лучше я сейчас поспешу. Благодарю вас.
Мартин хлопнул его по спине.
– Ты – старый осел.
Джон улыбнулся, обнажив слегка желтоватые зубы.
– Кстати, Шен и Джейн здесь? Они, наверное, уже выросли?
– Ты слышишь шум за спиной? – Энни показала на холл. – Это то, до чего они доросли и во что превратились.
– Ну, не так уж давно ты сама скакала по полу под музыку.
– По крайней мере, мы слушали музыку, – возразила она. – Но это все я не знаю, как и назвать.
– Нет ничего плохого, – сказал он. – Кроме того, ты не думаешь об этом, ты чувствуешь это. – Он замолчал, затем продолжил: – Ты не возражаешь, если я взгляну на них, прежде чем попрощаться?
– Они не простят, если ты этого не сделаешь, – сказал Мартин. – Я покажу тебе царство грохота.
– Отлично, старина, – сказал Джон. Он хотел повидать детей, поговорить с ними, особенно с Шеном, прежде чем уедет. Он хотел убедиться, что Шен не какой-то там монстр. «Он такой же монстр, как я болгарин». Если он не увидит его, то сон и то, что случилось сегодня, будут играть его разумом и вызовут нервный срыв. Он смеялся над абсурдными обвинениями, которые он выдумывал.
– Уверен, что мои уши способны воспринять музыку, которую ты называешь шумом.
Музыка становилась громче по мере того, как они выходили в холл. Это было неплохо, по крайней мере, в этом был какой-то ритм. Он подошел к двери и без стука открыл ее.
