— Только при одном условии, — ответил он, не пошевелившись. — Обещай, что придешь сегодня вечером к нам.
Джесси закрыла глаза и тихонько застонала.
— Хорошо, — наконец произнесла она, — но только потому, что обещала Лите.
Диллон положил на стол салфетку и деньги, поднялся и, подойдя к Джесси, взял ее под руку.
— Договорились. Я за тобой заеду. Если бы он не вырвал у нее обещание, она успела бы собраться и уехать. Она по-настоящему боялась этого обеда. Совершенно не хотелось вспоминать со Стефаном старые времена, когда поблизости будет Лита, которая вряд ли останется такой же радушной пред всевидящим оком мамы Руис. Не вызывало восторга и постоянно меняющееся настроение Диллона.
После непродолжительного сна, просто необходимого ей, у Джесси едва осталось время принять душ и переодеться. Окраина, куда они приехали, резко отличалась от той, где она была сегодня утром. Дома значительно больше, а улицы шире. Около домов аккуратные лужайки, а вдоль обочины развесистые деревья. Явно богатый квартал.
Скромный автомобиль Диллона свернул на частную дорогу между деревьями, похожую на аллею, и через несколько минут подъехал к дому в испанском стиле, который вполне можно было назвать большим особняком. Джесси не выдержала:
— Это твой дом?
— Да.
— Ты носишь эти тряпки, ездишь на этой развалюхе и живешь в таком доме?
— Было время, когда моя юридическая карьера приносила деньги.
— И, видимо, не малые.
Ничего не ответив, Диллон вышел из машины и, обойдя вокруг, открыл ее дверцу. Вылезая, Джесси произнесла:
— Неужели тебе нравится жить в этом доме? Как-то не верится.
Вдруг Диллон притянул Джесси к себе и захлопнул дверцу. Несмотря на сумерки, было заметно, что он был взволнован.
— Своими прекрасными глазами ты видишь очень многое, Джесси.
— Значит,' тебе не нравится этот дом?
Он поднес ее руку к губам и нежно поцеловал.
— Может, сегодня, попозже, я расскажу тебе длинную историю моей печальной юности.
— История связана с домом?
— Это дом матери. — Он взял ее за руку и повел через сад к дому. — И какое бы мнение у тебя о ней ни сложилось, она заслуживает и этого дома, и еще многого. Всем, что мы с Литой имеем, кем мы стали, мы обязаны матери, той жертве, которую она принесла. — Диллон снова замолчал и улыбнулся. — Моя мама — жесткая женщина, и иногда ты очень ее напоминаешь. Думаю, вы друг другу понравитесь.
— Надеюсь, она не так наслышана о нашей со Стефаном истории, как ты и Лита.
— Скорее всего ей ничего не известно. А меня тебе нечего бояться. Сегодня вечером мы со Стефаном очень долго разговаривали, и я теперь за вас спокоен.
— Что?! — Она резко отстранилась. Но тут в доме открылась дверь, и они оказались в полосе света.
— Диллон? Это ты? — позвал женский голос. Голос был протяжным, скорее с техасским акцентом, нежели с резким испанским, насколько в этом разбиралась Джесси. — Почему ты так долго? Мальчики уже проголодались.
— Я хочу поговорить с тобой попозже, — тихо сказала Джесси.
— Всегда готов, — улыбнулся он. — И даже жду этого с нетерпением, но в доме голодные дети.
— Пусть она вас не обманывает. — В дверях, словно луч солнца, возникла Лита. — Мы со Стефаном, только что вернулись. Приди вы хоть час назад, мы не сели бы за стол ни на минуту раньше.
Лита шагнула вперед и, взяв Джесси за руку, повела ее в прихожую. В воображении Джесси мама была краснощекой испанской женщиной, черные с проседью волосы забраны на затылке в пучок. Реальность оказалась совсем иной.
— Моя мама, Флоренс Руис, — просто сказала Лита. — Мама, это Джессика Кардер. Джесси и Стефан вместе выросли.
— Здравствуйте, мэм.
Джесси протянула руку высокой, стройной белокожей женщине. Голубые глаза, светлые волосы обрамляют моложавое лицо. Лита была очень на нее похожа, только волосы черные. Значит, Диллон похож на отца — черноглазого ацтека из самого сердца Мексики, который когда-то изменил свою жизнь, связав ее с голубоглазой техасской красавицей.
— Джессика, — мягко сказала Флоренс Руис. Она коснулась руки Джесси, и на ее лице появилась едва заметная улыбка:
— Вы давно знакомы с моей дочерью?
— Я познакомилась с ней лишь сегодня.
— Ас моим сыном?
— Тоже только сегодня.
— Хм. — Улыбка Флоренс стала более заметной, глаза заблестели. — И тем не менее вы кажетесь… — она замолчала, подыскивая подходящее слово, неразделимыми.
— Джесси, я хочу познакомить тебя с сыновьями. — Лита втолкнула два сгустка энергии в круг сдержанных взрослых. — Стив и Николае. Мальчики, скажите тете 'здравствуйте!'.
— Хи! — В унисон ответили они.
— Привет! — Джесси протянула руку сначала старшему, затем младшему. — Как дела? Я слыхала, что сегодня вы здорово проголодались?
— А то!
После такого обмена любезностями все, за исключением Флоренс, облегченно вздохнули и направились в столовую. Взору Джесси предстал обильный стол. Для того, кто привык обедать салатом или маленькой булочкой с травяным чаем, один взгляд на такое количество пищи — уже слишком. Джесси поняла, что попала в руки инквизитора — мамы Флоренс Руис.
Но Джесси волновалась напрасно. Ею никто особенно не интересовался. Разговор за столом шел в основном между Литой и Диллоном. С большим энтузиазмом они обсуждали школьные дела детей. Затем специально для Флоренс Стефан снова рассказал, как сегодня прошли роды, высоко оценив помощь Диллона.
За время обеда образ Флоренс как полной властительницы дома у Джесси понемногу растаял.
После обеда Лита пошла укладывать детей, а Диллон взялся помочь убрать со стола. Стефана и Джесси, видимо специально, оставили одних, и он повел ее на террасу, где они могли спокойно поговорить. После неловкой паузы, последовавшей за обычными, ничего не значащими вопросами, Стефан сказал:
— Признаться, я был удивлен, увидев тебя сегодня утром.
— Я думаю! — Джесси никак не могла понять, что сейчас чувствует: волнение или смущение. Она растерянно улыбнулась. — Линда сказала, где тебя искать, но не удосужилась сообщить, что ты женат.
— Так ты этого не знала?
— Нет. Хотя, конечно, мне следовало бы это выяснить перед тем, как оказаться на пороге твоей клиники.
— Ты хорошо владела собой.
— Лита хорошо владела собой. Я лишь брала с нее пример.
Джесси чувствовала себя зверьком, попавшим в ловушку, из которой нет выхода.
— Я ее очень люблю.
— Я знаю.
Джесси ожидала, что от этих слов ей станет больно, но боли не было. Она чувствовала себя просто глупо. Потерять десять лет жизни, зациклившись на своей мечте.
— Я был не прав. Уехал, даже не попрощавшись, не позвонив, не объяснив. Я был несправедлив к тебе, но тогда для меня это был единственный способ совладать со своими чувствами.
— Думаю, ты поступил правильно. Ты ведь знаешь, я тогда была очень упрямой и, несомненно, стала
