Вокруг долины громоздились холмы: когда-то они казались ему величественными.
Теперь он видел в них только огромную стену, призванную отгородить его от внешнего мира. Местами серо-зеленые, местами поросшие деревьями, сейчас, в феврале, голыми, но кое-где покрытыми густой хвоей, они сжимали со всех сторон городок, больницу, Пола Фидлера. Через это окно – а в его кабинете такого не было – он мог видеть точку, где единственная в округе автотрасса прорывала кольцо, но и там его воображение отказывалось представить открытое пространство, простор, свободу. В той же стороне видны были две охладительные башни электростанции, словно часовые охранявшие выход из долины, форпост той силы, что держит его в тюрьме.
«Нормальный человек не должен радоваться тому, что его жена не вернется домой в обещанный срок.» Факт. Бесспорно. Целый день он отталкивал от себя эту мысль. Но сейчас она прорвала остатки обороны. И…
«Проклятье, нельзя же врать самому себе. Я рад.» Он отодвинул в сторону чай, до которого едва дотронулся, и достал из кармана письмо Айрис. В который уже раз принялся разглядывать торопливые строчки.
Ни адреса. Ни даты кроме торопливого «Вт.»Ни даже обращения. Это как раз понятно. Едва ли мужа уместно называть «Уважаемый Пол», как в официальный письмах, и если словечко «милыйf нормально проходило в разговоре, то равнодушно написанное на бумаге, оно звучало бы настолько фальшиво, что даже Айрис это почувствовала.
«Боюсь, что задерживаюсь дольше, чем обещала. Берта и Мэг уговаривают меня остаться еще на несколько дней, и я не могу им отказать. Надеюсь, ты не будешь слишком скучать…» Дальше читать было незачем. Он сунул письмо обратно в карман.
«Вот и хорошо. Почему? А какая разница? Я ведь прекрасно знаю причину.
И то, что я придумал, когда она только собиралась уезжать: мол, будет больше времени для занятий, – не при чем. Причина в том, что жизнь с Айрис – не прекращающееся ни на минуту напряжение.» Ему стало легче после этого приступа откровенности. Но анализировать все вытекавшие оттуда последствия уже было выше его сил: как всегда, когда жизнь подходила к некой критической точке, воображение принималось перебирать возможные исходы, все множившиеся и множившиеся, пока он не терял им счет, а некоторые были настолько правдоподобными, что казались реальностью. Он просто стоял у окна, наблюдая безо всякого интереса, как западный ветер несет с собой новые облака, и те затягивают клочок ясного неба, которому удалось ненадолго прорваться сквозь серость февральского дня.
2
– Что случилось, Пол? Ты языку проглотил?
Он вздрогнул и обернулся. Две вещи он терпеть не мог в человеке по имени Мирза Бахшад: способность двигаться абсолютно бесшумно и то удовольствие, с которым тот коверкал английский язык.
– А… Привет, Мирза.
Пакистанец плюхнулся в лучшее кресло и грациозно потянулся.
– Стелажу, наконец, привезли, – прокомментировал он. – Однако, не спешили они…
Лил! Ли-ил!
Не отходя от окна, Пол наблюдал, как девушка принесла чай и бисквиты.
– С глазурей, – удовлетворенно отметил Мирза. – Мои любимые.
– Специально для вас, доктор, – сказала Лил и, хихикнув, выпорхнула из комнаты.
«Чертов Мирза! Бывают у него хоть когда-нибудь неприятности?» Но горечь покидала его. Мирза был дьявольски красив, несомненно умен и дико обаятелен, разве мог кто-нибудь его не любить?
«Только Айрис…»
Пакистанец отхлебнул чай, поморщился и поставил чашку на подлокотник.
Провел пальцем по тонкой линии усиков над верхней губой, словно проверяя, на месте ли они, и уставился своими черными блестящими глазами на Пола.
– У тебя вид под стать погоде. Что случилось?
Пол пожал плечами и, повернув ногой тяжелое кресло, сел.
– Ты разучился говорить по-английски, – констатировал Мирза. – Удивляюсь, как вы все не сошли с ума в этой стране. Иногда, мне кажется…
Хорошо, попробую догадаться. Очередная консультация с Сопливым Элом?
Он имел в виду доктора Нока Элсопа, консультанта, с которым Пол работал особенно часто.
– Нет, не сегодня, – пробормотал Пол. – Отложили на завтра. Какое-то заседание, ему там обязательно надо быть.
– Значит, Дырявая Голова, а? – правая бровь Мирзы приняла форму вопросительного треугольника.
Когда-нибудь доктор Джозеф Холинхед[1] узнает о целом семействе каламбурных прозвищ, которым наградил его Мирза, и пух и перья полетят до небес. Пока, однако, слухи до него не доходили.
– Отчасти, – согласился Пол. Прохладные отнощения с Холинхедом стали неотъемлемой чертой его работы, и сегодняшнее утро не было исключением.
– Только отчасти? Святой Джо[2] – самый большой дундук во всей округе, и я иногда испытываю непреодолимое желание запереть его ненароком на ночь в женском буйном.
Может тогда он поймет, что к чему. – Он сделал неопределенный жест, словно отметая все подобные варианты. – Тогда остается только твоя очаровательная, но неприветливая жена. Что случилось на этот
