о такого рода аппарате была высказана Ломоносовым, предложившим проект «аэродромической машины» для исследования верхних слоев атмосферы. Жюль Верн не знал о работах русского ученого, но он очень точно указал на исходные пункты изобретения своего героя:
«В общем аппарат инженера Робура представляет усовершенствованное сочетание трех систем: системы Коссю, системы Ляланделя и системы Понтон д'Амекура. Но истинным изобретателем аппарата должен, по всей справедливости, все-таки считаться Робур, потому что выбор и применение двигательной силы принадлежат в этом случае всецело ему одному».
Ну, а двигатель? «Двигательную силу для своего аппарата Робур не взял ни у воды, ни у воздуха, ни у какого бы то ни было сжатого газа. Для движения он воспользовался электричеством, тою силою будущего, душою дальнейшего как промышленного, так и технического прогресса…»
Сюжетная схема этого произведения напоминает роман «Двадцать тысяч лье под водой». Как и там, трое похищенных пассажиров насильственно совершают кругосветное путешествие, только в первом случае подводное, а в данном – надземное. Пожалуй, что и «Альбатрос» чем-то напоминает «Наутилус». Но создатель и водитель чудесного корабля не что иное, как только тень капитана Немо.
«Робур Завоеватель» – прекрасный роман. Но он кажется нам еще лучше потому, что мы читали его после того, как познакомились с историей капитана Немо. И мы невольно подменяем один образ другим, без оснований наделяем таинственного инженера титулом «гения воздуха», как с именем капитана «Наутилуса» у нас неразрывно связано представление о гении моря.
Но капитан Немо – великий ученый, исследователь. Немо – гениальный изобретатель, создатель «Наутилуса». Немо – великий борец за свободу своего народа и за счастье всего человечества. Побежденный в неравной борьбе, он удалился на морское дно не потому, что проклял человечество. Нет, и в водной стихии он остался великим гуманистом и борцом.
Если бы Робуру не нужно было похитить президента и секретаря Велдонского воздухоплавательного клуба и совершить вместе с ними кругосветный полет с целью доказать преимущество системы тяжелее воздуха, то какую иную цель избрал бы «Альбатрос», скитаясь в облаках? Только испытание механизмов? Только демонстрацию техники будущего?
Капитан Немо удалился на морское дно не потому, что он проклял человечество. Побежденный в неравной борьбе, он остался великим гуманистом. А что побудило Робура расстаться с землей? Неужели только мелкое самолюбие непризнанного изобретателя?
Легкая тень конца века – тень упадка, разочарования и пессимизма – лежит на романе «Робур Завоеватель». По-настоящему он не дописан, словно Жюль Верн не решался доверить бумаге свои заветные мечты. Но даже между строк мы можем прочитать многое из того, что волновало и мучило стареющего писателя.
Прошли те годы, когда он мечтал, что наука, проникшая в тайны природы, техника, созданная руками гениальных одиночек, создадут на земле царство справедливости и свободы. Наивная вера ушла, но иногда стареющего писателя одолевали мучительные сомнения и припадки пессимизма. Не видя движущих сил прогресса, не рожденного развитием науки и техники, а наоборот, определяющего их развитие, не понимая логики классовой борьбы, писатель готов был в иные минуты поссориться со своим веком и обвинить в лености и отсталости все человечество.
И эту горькую обиду на своих современников автор вложил в уста своего героя, выразил свои взгляды в заключительной речи Робура, никак не связанной с сюжетом всего романа:
«Мое изобретение преждевременно. Народы еще не созрели для всеобщего братского союза. Я уезжаю и уношу свою тайну с собою. Но она не будет потеряна для человечества. Оно узнает ее в тот день, когда окажется достаточно развитым умственно, чтобы ею воспользоваться, и достаточно разумным и нравственным, чтобы не употребить ее во зло…»
Робур не хочет стать рабом капитализма, он страшится, что чудесный «Альбатрос» превратится в орудие истребления. Но он ничего не может противопоставить силам зла, и ему остается отправиться в будущее и быть пока единственным обитателем Икарии.
Речь Робура выражает мысли не героя, но автора. Об этом ясно говорит послесловие к роману:
«А теперь вопрос: кто же такой Робур?
Ответ простой: Робур – это будущая наука; быть может, наука завтрашнего дня…
Явится ли когда-нибудь людям снова Робур Завоеватель?
Конечно, и он откроет им свою тайну, которая переменит на Земле весь политический и гражданский строй…»
Мир насилия, угнетения, мелкой корысти был ненавистен Жюлю Верну, и он не хотел отдать ему гениального изобретения Робура. Поэтому создатель «Альбатроса» скитается по пустынной Икарии: он не может ни повести за собой человечество, ни указать ему путь в грядущее. Он может лишь ждать, когда люди сами создадут на Земле новый, освобожденный мир.
Беспокойная мысль о том, что достижения науки и техники могут быть использованы во вред человечеству, становится в эти годы почти навязчивой идеей Жюля Верна. Но он обвиняет в этом не самую науку, не ученых и изобретателей, – он обвиняет капитализм (точнее, отдельных капиталистов, которые в его воображении сливаются в страшный единый образ).
Образы гениальных изобретателей снова появляются в эти годы в романах Жюля Верна. Но теперь они не борцы и строители нового мира, а слуги и рабы капитализма; поэтому они и не могут стать положительными героями как для самого писателя, так и для его читателей. И если это не злодеи, как Шульце, сознательно мечтающие о науке смерти и истребления, то чаще всего лишь жалкие безумцы: образ, часто встречающийся в последних романах Жюля Верна.
В романе «равнение на знамя» гениальный, но не вполне уравновешенный изобретатель взрывчатого вещества чудовищной силы француз Томас Рош попадает в плен к шайке международных пиратов, возглавляемой американцем Кер-Карраджем, владельцем разбойничьего подводного корабля, Рош, не понимая этого, становится их пособником. Но когда он видит французский флот, идущий к острову, где обосновались пираты, когда видит трехцветный флаг своей родины и слышит команду «равнение на знамя!», он взрывает весь остров вместе с собой.
В посмертном романе «Экспедиция Барсака» преступник Киллер с помощью гениального изобретателя Камаре сооружает в Экваториальной Африке чудовищный город смерти. Камаре – верный раб и пленник Киллера, не понимающий этого и живущий только своей наукой. Но когда он узнает правду, он уничтожает город смерти Блекленд вместе с самим собой.
Француз Зефирен Ксирдаль, гениальный изобретатель, но человек не от мира сего, герой другого посмертного романа – «Охота за метеором», заставляет упасть на землю метеор из чистого золота, носящийся в мировом пространстве. Начинается финансовая паника во всем мире, золото катастрофически падает в цене, обесцениваются акции, разоряются и голодают миллионы людей, и этим пользуется дядя Ксирдаля, крупный банкир, чтобы при помощи биржевых махинаций удесятерить свое состояние. Ксирдаль, которого и дальше продолжает эксплуатировать дядя-миллионер, так и не узнает, что, заставляя золотой метеор упасть и потом уничтожая его, он действовал по указке и в интересах капиталиста…
Но чем дальше в будущее уходило от Жюля Верна видение освобожденного мира, тем яростнее Жюль Верн ненавидел капитализм и тем чаще обращал свой взор на запад, на Соединенные Штаты – страну самого свирепого в мире молодого империализма, выросшего из ядовитых семян, увиденных писателем еще в середине XIX века.
Первые романы, посвященные Соединенным Штатам, – «От Земли до Луны» и «Вокруг Луны» – были написаны еще до путешествия писателя в Америку.
Поездка в Америку открыла Жюлю Верну глаза: Соединенные Штаты совсем не были похожи на благословенный край. Но чтобы впечатление это окрепло и стало основой мировоззрения писателя, понадобились события 1870–1871 годов: война и Парижская Коммуна. Горизонт писателя стал шире, а его друзья-коммунары, вернувшиеся после амнистии из-за океана, рассказали ему правду: Соединенные Штаты – это страна свирепого капитализма, жестокого порабощения человека человеком, где существуют те же противоречия между трудом и капиталом, богатством и нищетой, что и в Европе, только еще более резкие. Писатель увидел, что идеалы времен Линкольна и Джона Брауна, имена которых были ему так дороги, забыты. Он увидел, что расовая вражда в Америке не только не прекратилась после гражданской войны, но даже обострилась, и что расправа судом Линча с неграми – обычное бытовое явление.
