жемчужным,Этот длинный, черныйСторож станционныйС фонарем ненужнымНа тени узорной?Динь-динь-динь – и мимо,Мимо грезы этой,Так невозвратимо,Так непоправимоДо конца не спетойИ звенящей где-тоЕле ощутимо.Почтовый тракт Вологда – Тотьма
27 марта 1906
Сливались ли это тени,Только тени в лунной ночи мая?Это блики или цветы сирениТам белели, на колениНиспадая?Наяву ль и тебя ль безумноИ бездумноЯ любил в томных тенях мая?Припадая к цветам сирениЛунной ночью, лунной ночью мая,Я твои ль целовал колени,Разжимая их и сжимая,В томных тенях, в томных тенях мая?Или сад был одно мечтаньеЛунной ночи, лунной ночи мая?Или сам я лишь тень немая?Иль и ты лишь мое страданье,Дорогая,Оттого, что нам нет свиданьяЛунной ночью, лунной ночью мая...Вологодский поезд
Ночь с 16 на 17 мая 1906 (?)
Обручена рассветуПечаль ее рулад...Как я игрушку этуНе слушать был бы рад...Пусть завтра будет та жеОна, что и вчера...Сперва хоть громче, глажеИдет ее игра.Но вот, уж не читаяДавно постылых нот,Гребенка золотаяЗвенит, а не поет...Цепляясь за гвоздочки,Весь из бессвязных фраз,Напрасно ищет точкиТомительный рассказ,О чьем-то недобореКосноязычный бред...Докучный лепет горяНенаступивших лет,Где нет ни слез разлуки,Ни стылости небес,Где сердце – счетчик муки,Машинка для чудес...И скучно разминаяПружину полчаса,Где прячется смешнаяИ лишняя Краса.Я знал, что она вернетсяИ будет со мной – Тоска.Звякнет и запахнетсяС дверью часовщика...Сердца стального трепетСо стрекотаньем крылСцепит и вновь расцепитТот, кто ей дверь открыл...Жадным крылом цикадыНетерпеливо бьют:Счастью ль, что близко, рады,Муки ль конец зовут?..Столько сказать им надо,Так далеко уйти...Розно, увы! цикада,Наши лежат пути.Здесь мы с тобой лишь чудо,Жить нам с тобою теперьТолько минуту – покудаНе распахнулась дверь...Звякнет и запахнется,И будешь ты так далека...Молча сейчас вернетсяИ будет со мной – Тоска.Пока в тоске растущего испугаТомиться нам, живя, еще дано,Но уж сердцам обманывать друг другаИ лгать себе, хладея, суждено;Пока, прильнув сквозь мерзлое окно,Нас сторожит ночами тень недуга,И лишь концы мучительного кругаНе сведены в последнее звено,— Хочу ль понять, тоскою пожираем,Тот мир, тот миг с его миражным раем...Уж мига нет – лишь мертвый брезжит свет...А сад заглох... и дверь туда забита...И снег идет... и черный силуэтЗахолодел на зеркале гранита.Когда, сжигая синеву,Багряный день растет, неистов,Как часто сумрак я зову,Холодный сумрак аметистов.И чтоб не знойные лучиСжигали грани аметиста,А лишь мерцание свечиЛилось там жидко и огнисто.И, лиловея и дробясь,Чтоб уверяло там сиянье,Что где-то есть не наша связь,А лучезарное слиянье...Близился сизый закат.Воздух был нежен и хмелен,И отуманенный садКак-то особенно зелен.И, о Незримой твердяВ тучах таимой печали,В воздухе, полном дождя,Трубы так мягко звучали.Вдруг – точно яркий призыв,Даль чем-то резко разъялась:Мягкие тучи пробив,Медное солнце смеялось.Светилась колдуньина маска,Постукивал мерно костыль...Моя новогодняя сказка,Последняя сказка, не ты ль?О счастье уста не молили,Тенями был полон покой,И чаши открывшихся лилийДышали нездешней тоской.И, взоры померкшие нежа,С тоской говорили цветы:«Мы те же, что были, все те же,Мы будем, мы вечны... а ты?»Молчите... Иль грезить не лучше,Когда чуть дымятся углы?..Январское солнце не жгуче,Так пылки его хрустали...«Вы ждете? Вы в волненьи? Это бред.Вы отворять ему идете? Нет! Поймите: к вам стучится сумасшедший,Бог знает где и с кем всю ночь проведший,Оборванный, и речь его дика,И камешков полна его рука;Того гляди – другую опростает,Вас листьями сухими закидает,Иль целовать задумает, и слезОстанутся следы в смятеньи кос,Коли от губ удастся скрыть лицо вам,Смущенным и мучительно пунцовым.Послушайте!.. Я только вас пугал:Тот далеко, он умер... Я солгал.И жалобы, и шепоты, и стуки —Все это «шелест крови», голос муки...Которую мы терпим, я ли, вы ли...Иль вихри в плен попались и завыли?Да нет же! Вы спокойны... Лишь у губЗмеится что-то бледное... Я глуп...Свиданье здесь назначено другому...Все понял я теперь: испуг, истомуИ влажный блеск таимых вами глаз».Стучат? Идут? Она приподнялась.Гляжу – фитиль у фонаря спустила,Он розовый... Вот косы отпустила.Взвились и пали косы... Вот ко мнеИдет... И мы в огне, в одном огне...Вот руки обвились и увлекают,А волосы и колют, и ласкают...Так вот он, ум мужчины, тот гордец,Не стоящий ни трепетных сердец,Ни влажного и розового зноя!И вдруг я весь стал существо иное...Постель... Свеча горит. На грустный тонЛепечет дождь... Я спал и видел сон.Тают зеленые свечи,Тускло мерцает кадило,Что-то по самые плечиВ землю сейчас уходило,Чьи-то беззвучно устаМолят дыханья у плит,Кто-то, нагнувшись, «с креста»Желтой водой их поит...«Скоро ль?»– Терпение, скоро...Звоном наполнились уши,А чернота коридораВсе безответней и глуше...Нет, не хочу, не хочу!Как! Ни людей, ни пути?Гасит дыханье свечу?Тише... Ты должен ползти...Ночь не тает. Ночь как камень.Плача тает только лед,И струит по телу пламеньСвой причудливый полет.Но лопочут, даром тая,Ледышки на голове:Не запомнить им, считая,Что подушек только двеИ что надо лечь в угарный,В голубой туман костра,Если тошен луч фонарныйНа скользоте топора.Но отрадной до рассветаСердце дремой залито,Все простит им... если этоТолько Это, а не То.
