Слейд убеждал себя, что в этом нет ничего удивительного. Он вообще обожал женщин. С тех пор, как бывшая жена соседнего фермера решила подарить ему себя на его шестнадцатый день рождения. Он любил женщин: как они разговаривали, как смотрели, как двигались. А женщины любили его. Он часами просиживал в барах, бывал на вечеринках, глядел на понравившуюся женщину, а она на него, и… внезапно между ними устанавливалась связь, и оба уже знали, что закончат вечер в постели.
Но, черт возьми, сейчас все было не так. Кого он пытается одурачить? Он страстно хотел эту женщину — до боли. Хотел почувствовать ее в своих объятиях, уловить ее запах на своей коже, ее вкус на своем языке, ощутить ее горячую влажность.
А она хотела его. Он читал эти знаки: блеск в глазах, румянец, чашка, дрожащая в руках. Ему было интересно, когда она будет готова позволить ему это, и что он тогда сделает с ней, ведь они сидят здесь, в одной ловушке вместе со всем остальным миром.
— ..остальным миром, — сказала Лара.
— Прости, что?
— Я сказала, что мы, как в ловушке, здесь. А мир, кажется, замер.
— Да, — закивал Слейд, — да, так и есть. Оба замолчали. Он видел, как она посмотрела на него из-под ресниц, затем в сторону, и понял, что пора.
— Ты очень красивая! — мягко проговорил он. Краска бросилась ей в лицо, но Лара улыбнулась.
— Спасибо.
— Как выглядят твои волосы, когда они распущены? Слейд заметил, как пульсирует жилка у нее на шее.
— Что?
— Твои волосы. Они длинные? Они падают на плечи и грудь? — Он взял у нее из рук чашку и поставил на столик, посмотрел ей в глаза и понял, что она знает, о чем он думает, знает, что он хотел бы сорвать с нее этот безукоризненный костюм, распустить эти идеально уложенные волосы, прикоснуться к ней и целовать до тех пор, пока она не закричит от желания.
Его безумные мысли прервало сообщение, прозвучавшее из динамика.
Отменялись все рейсы, по крайней мере на ближайшие несколько часов. Пассажирам, которые хотели бы зарезервировать комнаты на ночь, предлагалось подойти к администратору.
— Вот так, — сказала она и принужденно рассмеялась, — вот и все.
Она была права — все кончилось, и он был рад этому. Безумие, которое назревало между ними, исчезло.
— Да, — вежливо улыбнулся он. — Вы будете ждать здесь или пойдете в отель?
— Думаю, здесь. А вы как?
— Я тоже здесь где-нибудь поболтаюсь, — начал он, но, не закончив фразы, буркнул:
— А, ладно! Пойдемте со мной.
Что-то промелькнуло у нее в глазах, и сердце у него заколотилось. Он подумал, что она готова согласиться.
— Нет, — прошептала она, — я не могу.
— Вы замужем? — (Она покачала толовой.) — Помолвлены? — Она снова качнула головой. Слейд приблизился, их разделяло только дыхание. — Я тоже нет. Мы никому не сделаем больно. — Он протянул руку и взял ее ладонь. Она не сопротивлялась, но он чувствовал, как дрожат у нее пальцы.
— Я хочу тебя, Лара. Она покраснела.
— Я не могу!
— Нам будет очень хорошо вместе, — убеждал он, сжимая ей кисть.
Она снова покачала головой.
— Я… я даже не знаю тебя.
— Нет, знаешь. Ты знала меня всегда, так же, как и я тебя. — Он сказал это низким, хриплым голосом. — Что касается деталей… Я архитектор, живу в Бостоне. Не женат и ни к кому не привязан. Мне двадцать восемь. Я только что побывал у своего доктора, и он заверил меня, что я так здоров, что могу пережить и Мафусаила. Что еще ты хочешь знать, кроме того, что я никогда так не хотел ни одной женщины, как хочу тебя?
И тут — он никогда этого не забудет — она уставилась на него, и что-то в этих голубых глазах изменилось. Ему показалось, что она взглянула на него не как на мужчину, который пристает к женщине, а как-то по-другому, он не мог понять, как. У нее на лице было то же странное выражение, что и час назад.
Слейд почувствовал себя неуютно. Но это ощущение растворилось в страстном желании, когда с ее языка сорвалось:
— Это… это безумие! Даже говорить о таких вещах!.. Он едва ощутимо приложил палец к ее губам. Он был бы не против поцеловать эти губы, если бы не боялся потерять то немногое, что уже смог завоевать.
— Я поймаю такси. Здесь недалеко есть отель — я там останавливался. Они меня знают, они найдут нам комнату.
— Такси? И отель… в такую погоду? — Лара издала странный звук, походивший на смех. — Ты слишком самоуверен!
— Если бы я был самоуверен, — ответил он едва слышно, — я бы не умирал от страха, ожидая твоего ответа.
Он и теперь помнил этот момент. Шум — везде вокруг них. Шарканье ног, толчея, усталые путешественники, ищущие, где бы приткнуться и переночевать. И в самом центре этого водоворота — ее молчание. Наклон ее головы, когда она посмотрела на него. И это нечитаемое нечто в глубине ее глаз.
— Да, — прошептала она.
Он не помнил, как они выбрались из зала, поймали такси, как ехали к отелю и он обнимал ее за плечи, а уже в отеле, в вестибюле попросил подождать секунду, пока он забежит в аптеку.
— Не надо, — сказала она, поглядев на него все с тем же странным выражением, — в этом нет необходимости.
Слейд помнил ощущение удовольствия, охватившее его от этих слов: значит, между ними не будет латексного барьера… а вслед за ним — всплеск ярости, когда он догадался, что Лара отслеживает свои циклы, а значит, имеет какие-то сексуальные отношения, никак не связанные с ним.
То, что он почувствовал, было даже больше, чем ярость. Это был болезненный укол примитивного мужского чувства собственности. Но потом они оказались в комнате, отгороженной от всего остального мира, и он перестал думать и потянулся к ней.
Она запаниковала.
— Нет. — Голос у нее дрожал. — Мне жаль, Слейд, но я не могу сделать это. Он гладил ее по лицу.
— Ты только поцелуй меня, — прошептал он, — поцелуй меня всего один раз, и я клянусь, если ты захочешь уйти, я не буду тебя удерживать.
Она не двигалась, просто смотрела на него широко раскрытыми глазами, полными ужаса. Он вспомнил. Это произошло в «Эспаде»: жеребенок отбился от стада и попал в ловушку. Ужас в его глазах, безумный, дикий взгляд, изгиб жеребячьей шеи. И ужас кобылы, и то, как она успокоилась, когда жеребенок наконец очутился возле нее, целый и невредимый.
— Лара, — прошептал он. Медленно, осторожно, наблюдая за ее тревожным взглядом, он приблизил губы и поцеловал ее. Это было трудно — сдерживать себя, но он нежно целовал ее губы, пока они не потеплели и не разжались.
— Слейд, — выдохнула Лара, и звук его имени на ее губах заставил его застонать.
Он обнял и прижал ее к себе. Она приподнялась, обхватила руками его за шею, запустила руки ему в волосы.
— Пожалуйста, — зашептала она, — о, пожалуйста, пожалуйста…
А потом он отнес ее в кровать, раздел, распустил ее великолепные волосы и делал все, что он хотел, и все, что хотела она.
Шторм превратился в снежный буран. Он бушевал весь день и всю ночь, и все эти часы и минуты они провели в постели.