похвала вместе осознанием того, что Виктор нормальный гражданин, привели бы ее в восторг, но только не теперь.
– Вот мы и на месте.
Маделин бросилась в госпиталь, и лейтенанту пришлось догонять ее.
– Какой этаж? – на ходу спросила она.
– Седьмой.
Часы приема давно кончились, но никто и не пытался остановить Маделин. За дверью она остановилась, чтобы перевести дыхание. Она никак не могла представить Виктора бледным, лежащим без движения на белых простынях.
– Виктор? – прошептала она, сделав шаг к нему.
Он молчал. От него отходили какие-то трубки, а рядом стоял какой-то аппарат, назначения которого она не понимала.
Она села на стул рядом с кроватью. Одна рука Виктора лежала на одеяле, и Маделин протянула свою руку и накрыла ею пальцы его руки. Все, что она могла сделать для него в эту минуту, – поддержать его своим прикосновением.
Маделин не знала, сколько времени она просидела так, держа его руку в своих ладонях и только отпуская ее, когда приходил кто-нибудь из персонала. Дважды приходили врачи, и тогда она выходила в коридор и ждала там. Форрестер тоже ждал. С ним были какие-то люди, но ни лиц, ни имен их она не запомнила. Позвонив Дэви, чтобы сказать, где находится, она снова вернулась, в палату.
Еще не открыв глаза, Виктор ощутил, как кто-то нежно и заботливо прикасается к его руке. Маделин, инстинктивно решил он, хотя еще не знал, где он находится.
Воспоминания приходили к нему обрывочно. Он выполнял задание… потом страшный жар во всем теле…
Позднее, в машине, он расслышал: «Не понятно, задеты ли жизненно важные органы или нет».
Так и есть. В него стреляли. Вот почему его так обожгло. По крайней мере, Маделин с ним. С ней он ничего не боится.
Веки казались ему страшно тяжелыми. Он пытался открыть их, прикладывая колоссальные усилия. Ему не терпелось увидеть Маделин.
Она почувствовала, как пошевелился его палец, и приподняла голову. Глаза Виктора были открыты. Слава Богу! Она хотела кинуться в его объятия, но только улыбнулась.
– Привет.
Он еле слышно произнес:
– Привет.
– Как ты себя чувствуешь?
Он постарался покачать плечами, но вспыхнувшая боль заставила его поморщиться.
Обеспокоенная, Маделин протянула руку и погладила его лоб.
– Не шевелись. Просто лежи и отдыхай, – Маделин приподнялась и поцеловала его в лоб, затем погладила по щеке. – Ты поправишься. – Она знала это наверняка. Интуиция подсказывала ей это.
– Обязательно, – говорил он еще с трудом, слабым голосом. Но теперь это не причиняло такой боли.
– Поправляйся и никуда не спеши. В твоем распоряжении целая вечность.
Она наклонилась так близко, что он ощутил ее аромат, который был сильнее всех больничных запахов. Он ясно видел глубину ее фиалково-голубых глаз и нежный румянец щек. Как сильно хотелось обнять ее!
– Я все знаю. Форрестер рассказал мне. Ничего не говори, – она хотела, чтобы он берег силы и поправлялся как можно скорее.
Придвинув стул вплотную к кровати, она тихонько продолжала:
– Форрестер рассказал о тебе столько хорошего. Он сказал, что ты трудяга и… – она говорила весело, очарованная его темными и бездонными глазами.
– Выходи за меня замуж.
Ей не нужно было время на раздумья. Ответ выскочил сам собой.
– Да, – не дыша согласилась она. Накрыв рукой его руку, она любовно поцеловала его.
Виктор вздохнул. Внезапно его охватило нетерпение. Надо быстро поправиться, чтобы как следует целовать ее.
– Ты не возражаешь против переезда в Лос-Анджелес?
Маделин улыбнулась.
– Нет. Я думаю, преимущества этого очевидны. И Дэви будет рад, – нахмурившись, она спросила: – А ты не станешь возражать против того, чтобы он жил с нами? Не хочу отсылать его обратно к тете в Джорджию.
– Возражать не буду. Да я и не думаю, что он вернется.
Эпилог