воззвал в храме Всех Богов к варварским богам и приказал им пролить немного дождя над страной вархов.
Правда, одновременно с посольством они слали отряды, которые разбойничали на границе. И когда их послы возвращались, они рассказывали дивные истории о Сыне Тысячи Богов, который сидит на аметистовом троне посреди залы Ста Полей и приказывает цветам распускаться, а птицам – спариваться и вить гнезда.
И сейчас эти бесстрашные воины, которые не испугались бы поиграть в пятнашки с привидением или упырем, попадали на одно колено, а кто-кто и вовсе распростерся на земле крыжом.
– О великие боги, – вскричал Дар Дашери в ужасе, что назвал императора Великого Света слизняком, – слушай, Идасси, мне надо сейчас заколоться или можно сначала попрощаться с семьей?
– Успокойся, Дар, – сказал Идасси, – государь не знает нашего языка и не слышал твоих слов, но пусть такая глупость будет последней.
Потом обернулся к воинам и воскликнул:
– Вставайте, друзья, нечего валяться, как кошка перед котом! Надо как можно быстрее убраться с земли империи. И не жалейте о неразграбленных деревнях и нетронутых караванах, – клянусь всеми богами, вы возвращаетесь с такой добычей, которая стоит больше всего золота Шакуника!
Мигом варвары вскочили в седла, а Дар Дашери подвел своего коня государю Инану и сказал:
– Ваша Вечность! Это лучший конь, который есть в моих конюшнях, – садитесь на него, а я позаимствую лошадку из запаса.
Через пять минут двадцать всадников мчались по темнеющей тропе. Сердце Идасси пело. Расстояние тоньше куриного хвоста отделяло их от границы империи, от слияния Белки, над которой они ехали, с рекой, которая на языке вархов называлась Желтый Клинок, а на языке империи – Желтая Борозда. Вряд ли кому-нибудь придет в голову высылать вторую партию стражников, пока не вернулась первая. С двумя десятками вышколенных людей Дара Дашери ему не страшны все стражники границы, а с тысячью таких десятков ему не страшны все воины империи!
Идасси поравнялся с государем и тихо сказал:
– Благодарю вас, государь, что вы вернулись мне на помощь, но вам не следовало подвергать свою жизнь опасности. Надо было приказать Дару Дашери возвращаться в горы, а не бросаться вспять.
– Как я мог поступить иначе, – сказал государь. – Я уехал только из-за твоих слов, но потом я сообразил, что ты мне солгал. Ты солгал для того, чтобы я мог спокойно бежать, не правда ли?
– Да, государь, я солгал, – отозвался Идасси.
Они проскакали еще три мили, то между скал, то между деревьев, и вот, когда солнце уже садилось, горная дорога сделала еще один поворот, и перед Идасси открылись Опаловые Горы.
Далеко-далеко, там, где земля поднимается к небу, стояли белые вершины, облитые солнцем и снегом, похожие на только что родившихся ягнят и на свежие шкурки горностая; ближе шли черные ущелья и багровые скалы, чуть в стороне стояла круглая гора, вся поросшая лесом и удивительно напоминавшая перевернутый кувшин для масла. Еще ближе багряные скалы рассекало ущелье, прямое и отвесное, как клинок, – и в глубине этого ущелья по камням прыгала взбесившаяся река, и над рекой, в ослепительной высоте, на семи цепях лежал Висячий Мост, тонкий, как луч света, связывающий тот мир и этот.
Обыкновенно перед Висячим Мостом в будке караулило три инвалида, которые брали деньги с контрабандистов и убегали при виде варваров.
Но на этот раз, когда варвары выехали на широкий, чуть покатый склон перед мостом, они увидели, что у первой пары опор, к которым подвешены цепи, стоят тридцать всадников в зеленых плащах и на отличных конях, и человек во главе группы держит длинное копье с зеленым, свисающим до земли значком, – значком храма Шакуника.
– Это боевые монахи! – удивился Дар Дашери.
– Чего это они так рано пожаловали? – спросил один из воинов, – мы же еще не пересекли границу.
Дело в том, что монахи-шакуники частенько узнавали, черт их знает как, о набегах вархов, и перекупали у вархских воинов награбленное.
– Эй, почтенные, – закричал Дар Дашери, подъезжая к монахам чуть дальше, чем на расстояние полета стрелы, – что вы здесь делаете? И не дадите ли вы нам проехать с миром, ибо мы простые вархи, которые ездили на пир к начальнику гарнизона в Амхаре и, как видите, не прихватили с собой ни скота из соседних деревень, ни утвари из ближних храмов.
Вперед монахов выехал человек в черном боевом кафтане и с капюшоном на голове и сказал:
– Мы пропустим тебя и твоих воинов, Дар Дашери, хотя ты ехал вовсе не на мирный пир, но мы хотим, чтобы ты оставил нам вон тех двоих, в одежде вейских простолюдинов.
– Это два раба, – ответил Дар Дашери, – которых начальник гарнизона подарил мне в обмен на девицу, и с чего это я должен уступать тебе мое имущество?
– С чего ж это, Дар Дашери, ты отдал рабам лучших коней в отряде? Оставь этих двоих и мирно езжай, если не хочешь, чтобы твоя жена стала вдовой.
Тогда Идасси, подбоченясь, выехал вперед и спросил:
– Ты кто такой, что гавкаешь на благородных баронов?
– Или ты не узнаешь меня, Идасси? Или ты забыл, как принес ко мне труп Шареи?
С этими словами всадник скинул капюшон, закрывавший его лицо, и Идасси ахнул.
– Даттам! Как ты сюда попал?
Даттам всего три часа как прискакал на границу дорогой, шедшей по соседнему ущелью. Он вовсе не был уверен, что не опоздал, и успокоился только полчаса назад, когда дозорный на той стороне ущелья, вооруженный одним из изобретений храма – стеклом, позволяющим видеть на дальние расстояния, – замахал красным флажком.
– Или я не колдун? – усмехнулся Даттам.
– Слушай, Даттам, почему бы нам не заключить союз? Ты дашь нам проехать, а мои воины не тронут твоего храма и приведут к тебе министра Руша в собачьем ошейнике.
– Я не дам тебе бежать. Либо ты и государь сдаетесь мне, и тогда мы поговорим о будущем, либо от всего вашего отряда не останется даже куска мяса. Я не допущу варваров грабить империю.
– Еще бы! – рассмеялся Идасси, – тебе хочется сделать это самому!
– Как вы смеете нас задерживать, Даттам, – вскричал государь, – десять лет вы учили меня и так и не выучили свободе, и вот теперь, когда появился человек, который подарил мне свободу, вы накинулись на него, как голодный шакал? Или вы забыли, что вам сказало привидение?
– Государь, идите ко мне, и поговорим. Но клянусь вам – стоит вам попытаться атаковать нас, и я обрушу на вас скалы и землю, и превращу воздух вокруг вас в огонь!
В это время один из спутников Даттама подъехал к нему и сказал:
– Господин Даттам, дозорный машет флажками, что к нам скачет человек двести отборной стражи, и не пройдет и трети часа, как они будут здесь. Кто их знает, кого они посланы схватить, вас или государя, – но не лучше ли действительно убраться на ту сторону Висячего Моста с этими варварами?
– Я совершил глупость, – ответил Даттам, – и я за нее отвечу, но, клянусь Великим Веем, я не допущу, чтобы эти двое вернулись в империю с ордами вархов! Ты слишком молод, послушник, и ты не видал варваров в пределах империи, и разбойников, и крестьянских бунтовщиков, и всякую нечисть, которая лезет из-под щелей мироздания, как только в ойкумене начинается смута! В молодости я видел восстание. От моих приказов матери ели детей от голода, а ручьи выходили из берегов от сваленных в них трупов, и больше я не буду пособником таким вещам.
И тут Даттам приподнялся на стременах и закричал:
– Я, государь, отвечу за все преступления, которые я задумал, но что думали вы, когда предавали империю, едва варвар-любовник поманил вас пальцем?
Дара Дашери и его воины ахнули. Западные ласы, в отличие от большинства варварских народов, считали блуд между мужчинами делом весьма гнусным, и бегство двоих юношей мигом представилось воинам рода Дашери в новом свете.
– Ты лжешь, поганая тварь, – закричал Идасси, – и я вобью твою ложь тебе в глотку!
С этими словами Идасси поднял лук и выстрелил, – однако стоявший рядом с Даттамом послушник
