черным облаком дыма, и свет померк, и потемневшее небо окутало город тьмою. Отовсюду выскакивали люди, одни убегали, другие прятались, а некоторые вели себя геройски.
Хасиды проводили нас к Золотым воротам, откуда отходил туннель, ведущий в святая святых.
Шимон ушел к сражающимся. Джейн, отец и я следовали за длинной процессией, направлявшейся к Золотым воротам под свист пуль и грохот взрывов.
Взорвавшаяся граната разворотила цемент с внутренней стороны ворот. Леви дал знак входить. Мы спустились в помещение, освещенное светом факелов, там нас ждали ессеи в белых одеждах. Затем Леви повел нас по подземному переходу. Он был невысок, и нам приходилось пригибать головы, а то и нагибаться. Впереди шел Муппим с факелом в руке. Наконец мы дошли до просторного, отделанного белым камнем помещения со сводчатым потолком.
— Это здесь, — произнес Леви. — Мы уже под эспланадой.
Он показал на маленькую дверь:
— Там находится святая святых.
Потом он направился к одному из углов помещения, где были навалены десятки джутовых мешков.
— А вот и сокровище, — сказал Леви.
О, друзья мои, как описать вам радость и волнение? Я увидел семирожковый канделябр, тот самый, что когда-то стоял в святая святых, и стол, на который клали двенадцать хлебов предложения, там даже был алтарь для ладана и еще десять канделябров, сосуды бронзовые и из чистого золота, небольшой переносной алтарь для возжжений, и все эти предметы были покрыты золотом, серебром, тысячами драгоценных камней. О, друзья мои, как я Ему благодарен за то, что поддержал меня своею силою, одарил духом своим, чтобы тверд я был в вере, за то, что наделил меня силой в битве с нечистью, сделал меня подобным непоколебимой башне, да, ибо позволил Он мне увидеть сокровище Храма! Ессеи вскрывали мешки один за другим, вынимали священные предметы. Это были не просто золотая, серебряная и бронзовая утварь, слитки блестящего металла, священные предметы, украшенные красивыми калуасками. Но словно сам Храм вдруг ожил, являя нам свое величие этими предметами. Как если бы Медный свиток отдал нам свои тайны не в виде букв, а вещами, рожденными из букв. Как если бы древнее прошлое предстало настоящим, принеся дух этих величественных реликвий.
Здесь было все: серебряный сундучок, золотые и серебряные монеты и слитки, чаши из дерева, священная посуда из золота, камеди, алоэ и белой сосны. Все там было, словно в посылке, полученной из прошлого.
В одном мешке находились крышка Ковчега и херувимы, сделанные по повелению Бога Моисею: «Сделай… крышку из чистого золота; длина ее два локтя с половиною, а ширина ее полтора локтя». Леви взял обе фигурки чеканного золота и прикрепил их к концам крышки. «И будут херувимы с распростертыми вверх крыльями, покрывая крыльями своими крышку, а лицами своими будут друг к другу… Там я буду открываться тебе».[16]
— Здесь, — сказал Леви, — между двумя херувимами явится Всевышний.
Джейн, не отстававшая от меня, раскрыв рот, смотрела на бесценное сокровище. А ведь все это было буквально перед моими глазами, в Скрипториуме, на расстоянии вытянутой руки; мешки были заложены в большие амфоры, стоявшие в моей пещере, и я этого не видел, я этого не знал.
Я подошел к крышке Ковчега. Все сто ессеев теперь находились здесь. Был и мой отец, сидевший среди них как старший, учитывая значимость его ранга, потом Ханох, который рассчитывал на меня, Палу, который уповал на меня, Хецрон, который смотрел на меня, Карми, который наблюдал за мной, Иемуэль, который взывал ко мне, Ямин, изучавший меня, Ахад, который рассматривал меня, Яхин, который уважал меня, Кохар, который прощупывал меня, Шауль, который глядел с пренебрежением, Гершон, который улыбался, Кехат, который следил за каждым моим движением, Мерари, терпеливо ждавший, Эр, томившийся в нетерпении, Онан, который умирал от скуки, Тола, стоявший неподвижно, Пува, очень возбужденный, отчаявшийся Иов, Шимрон, который смотрел на меня с надеждой, Серед, евший меня глазами, Елон, ушедший в себя, плачущий Яхлиэль, смеющийся Сифион, Хаги, который бормотал молитвы, Суни, разговаривавший сам с собой, Эцбон, читавший псалмы, сосредоточенный Эри, задумавшийся Ароди, Арели, проявлявший нетерпение, обеспокоенный Йимна, встревоженный Йишва, удивленный Йишви, изумленный Берна, восхищенный Серах, растерянный Хебер, смущенный Малкиель, печальный Бела, удивленный Бекер, испуганный Ашбель, ужасающий Гера, потревоженный Нааман, ошеломленный Ехи, изумленный Рош, озадаченный Муппим, покорный Хуппим, Ард, который пел, Хушин, который плакал от радости, задумавшийся Яхсиэль, Гуни, впавший в транс, потерянный Ецер, усталый Шиллем, Коре, который приплясывал на месте, замерший Нефег, Зикри, который стучал ногами, Узиэль и Михаэль, поднявшие к небу руки; поворачивавшиеся друг к другу Кольцафан, Надав, Ситри, Авиху, Елеазар, Итамар, Ассир, Елкана, Авиазаф, Аминадав, Нахшон, Нетанель, Куар, Елиав, Елицур, Шелумиэль, Куришаддай, Елиасав, Елишама, Амихуд, Гамелиэль, Педацур, Авидан, Гидеони, Пагиэль, Ахира, Ливни, Шимей, Иссахар, Хеврон, Узиэль, Махли, Муши, Куриэль, Элифацан, Кехат, Шуни, Иашув, Елон, Яхлиэль, Зерах, который повернулся ко мне.
Они ждали от меня чего-то.
Хасиды запели под арфу, и музыка эта унесла мою душу к далекому воспоминанию: передо мной возникло видение Иезекииля, каким я его видел в Томаре. То было нечто, похожее на Славу Божию.
Джейн или я вызвали пожар в Томаре своим раскаленным дыханием?.. И Джейн бросила на меня умоляющий взгляд, желая остаться со мною, среди них…
— Не ходи туда, — пробормотал я.
Появись, возникни и встань, Иерусалим, ты, отпивший из рук Господа из чаши гнева, из кубка головокружительной славы; ты выпил все это до дна; оправься от развалин, от вереницы мечей, восстань и накройся Силою, о Сион, облачись в одежды величия, о Иерусалим, святой Город, отряхнись от пыли скверны, восстань из рабства, Иерусалим, разорви цепи в своем сердце, о дочь Сиона, и все смертные узнают, что Тот, кто спасает тебя, — это Всевышний.
В этом Храме будет двенадцать дверей для двенадцати собравшихся племен — три на каждую сторону света, с каждой внешней стороны эспланады дарохранительницы.
Пусть он взойдет! Мы же поднимаемся по винтовой лестнице к большому зданию с широкими стенами, с прямоугольными колоннами, с дверьми, выходящими на террасы, — золотыми и бронзовыми дверьми. В святую Обитель с грешной земли надо пройти через несколько дверей, дабы избавиться от скверны по мере продвижения в Храм через очистительные паперти. Нужно подниматься по ступеням, ведущим к другим папертям, выходящим на двери, которые позволяют подойти к святому, предшествующему святая святых. Между дверьми со створками, выложенными чистым золотом, три этажа колонн образуют трехуровневый перистиль с просторными комнатами. Пусть он взойдет! В центре перистиля находится квадратная стена с двенадцатью дверьми, створки которых выложены золотом, а внутренняя паперть служит площадью, окруженной жилищами жрецов. В центре этой площади расположена Обитель. В сердце ее — святое с жертвенником всесожжения, и бассейн для ритуальных омовений, и святая святых, где покоится крышка Ковчега с двумя херувимами, расправившими крылья за золотой завесой.
Пусть он взойдет и пусть увидит канделябр из чистого золота, окруженный чашечками наподобие цветка миндаля. А на стебле светильника тоже есть четыре чашечки наподобие цветка миндаля и драгоценные камни, сапфиры и рубины, и сверкающие камни.
Пусть он взойдет! В святая святых может войти только Коэн, жрец в священном облачении.
Передо мной в иерархическом порядке проходили жрецы, один за другим; за ними прошли левиты, а за ними — самаритяне со своим вождем; один за другим, сотнями, дабы известны стали люди Израиля, их положение в общине Бога.
Тогда Леви показал на дверцу, соединявшую с комнатой, где находилось священное место.
