Мама дала трешку на неделю, купил пачку сигарет «Стрела». Потом бродил по городу, курил, противно, но голова прозрачная, думал о Машке, что ей сказать. Вдруг, у кладбища, увидел нищую старуху с протянутой рукой. Я ей отдал мелочь со сдачи от сигарет, было очень стыдно, потом пошел дальше и подумал, что надо отдать и 2 рубля. Стоял, сомневался, неудобно и жалко денег — хотел на днях на видео сходить. Потом вернулся, все-таки, а ее уже нет. И эти 2 рубля проклятые, на что они мне? Никогда не думал, что я такой жадный.
Итак от всего тошно, кошмарный день, а тут еще мама унюхала, что я курил. Такой скандал был. Потом отец пришел, мама сказала, а он — за ремень. Два года не драл, а тут — как щенка. Ненавижу!
Спина болит. Я отцу этого никогда не прощу. Сам курит, а меня учит. Назло теперь буду. Все курят, а я чем хуже?
На Машку стараюсь не смотреть, она на меня тоже. Слава Богу! Все равно, что-то решать надо. Ума не приложу.
Классная сегодня хвалила Горбачева, предки — ругают. Ну их всех в баню. Не хочу больше ничего этого слышать.
После уроков искал ту старуху — как сгинула! Может, померла или заболела? Какая я свинья!
Начал читать «Братьев Карамазовых» — оттяжно. В сто раз лучше «Идиота»!
Эти дни читал Достоевского. Спасибо, что это есть. Не знаю только, кому спасибо. Богу, что Он сделал этого человека писателем? Но я не знаю, есть ли Бог. Ладно, поживем-увидим.
С курением надо завязывать, пока не втянулся. Во-первых, голова начинает болеть, а, во-вторых, самое главное: мама вчера принесла пачку «Беломора» и сказала, что если я не брошу, то она тоже начнет курить, а ей это совсем некстати.
Вечерам смотрел как мама режет сырое мясо. Во рту стало противно сладко. Представил корову, которой это мясо когда-то было и тупо-тупо смотрел, уже ничего не соображая. А на ужин — взял ложку — не могу. Отказался. Предки завопили, что я заделался вегетарианцем, что, небось, в секту какую попал. «Не могу», — говорю. «Ешь!» Взял ложку в рот — вырвало прямо на скатерть. Теперь отстали.
Спокойной ночи!
Пошел в кино, абонемент школьный. По рядам ходили какие-то парни, мешали смотреть, шумели. Никто не возмущался, администрация — ноль внимания. Подошли ко мне. «Гони 28 копеек». Я говорю: «Ребята, так нехорошо делать. Лучше по-человечески попросите». А они меня бить стали. В голове — синие молнии, фильм идет, все, как будто так и должно быть, странно. Я не падаю — кресла не дают. Били-били. «Тебе хватит?» Я опять: «Ребята, так нельзя». И опять били. Зуб потерял, фингал с поллица. После фильма подошел к ним, дал рубль, говорю: «Возьмите, если вам надо. Не бейте никого». Рубль взяли и пошли. Один вернулся и сказал: «Извини, сопляк, ты святой». Какой я святой? Мне еще до князя Мышкина — о-хо-хо пахать. Все равно приятно. Может, тот парень что понял…
После сеанса шлялся по городу, зашел в винный магазин, там где разливают. Смотрел долго как пьют, говорят. Странно все это. И жалко… Один мужик говорил умные вещи, что-то насчет супраментализации русской нации, про Бога, астрал, бессмертие, еще про что-то. Его никто не слушал, а мне понравилось. Плохо, что он потом, как свинья, свалился.
Ночью написал стих про этих людей в винном, и про предков, вообще про всех, пока никак не назвал.
Взрослый стих получился. Мне нравится. Правда, я загнул насчет работы, а не школы, но ведь это же не про школьника, это же общечеловеческий стих. Вот только еще последняя строчка странная, боюсь, не двусмысленная ли? Я, в общем-то, не имел ввиду ничего дурного, когда писал «нашей ночной вины», просто так получилось, но вдруг — кто-нибудь не так поймет? Все-таки, неудобно, человеку 12 лет, а он про это начинает писать. Даже с литрэчем неудобно советоваться.
Сказал маме, что бросил курить. В самом деле, очень даже хочется, но я сильный — выдержу. Мама обрадовалась. Хорошо, а то она после вчерашнего фингала чуть в обморок не упала. Наврал, что трешку отняли, она еще дала, теперь с оставшимся рублем — 4. Жить можно.
Машка опять подошла. Я ляпнул: «А чего ты хочешь?» Она покраснела и убежала. Кажется, я ее обидел. Что-то у меня и в стихах, и в жизни все какие-то дурацкие намеки на секс получаются. Надо научиться лучше выражать свои мысли.
Сходил на телефонный переговорный пункт и разменял 4 рубля по пятнашкам. Забрел на Васильевский остров, там интернат для детей без родителей, раздал им деньги, а они с меня и часы сняли, и значки, ну, да Бог с ними. Им нужнее. Такой ужас там! Зато теперь совесть перед той нищей старухой не мучает. Пригласил ребят зайти к нам как-нибудь в гости, а адрес сделал вид, что забыл дать, а они и не сообразили спросить. А я просто струсил, что скажу предкам, когда эта орава вдруг навалится. Надо сначала с мамой обсудить. И все равно — погано, хуже некуда.
Шел домой. Трава в этом году уже высокая. В садике стригли газон. И опять — этот жуткий сладковатый привкус во рту и запах. Это — смерть. Я закрыл глаза, мне было больно, но потам я почувствовал, что трава не умирает, что с ней что-то происходит. Перерождение какое-то. Очень странное ощущение. Что со мной? Шизуха? Вообще что-то не в порядке с психикой. Например, я чувствую себя очень-очень старым, а хожу в школу и выгляжу мальчиком просто потому, что так надо. И я не вижу никакого выхода, мне все время страшно, темно, и даже жить иногда не хочется. Тот мужик в винном говорил, что все должны пройти через мрак к свету, но, мне кажется, что у меня уже вся жизнь позади, я даже однажды видел свою могилу как бы из будущего. Может, мне надо сходить к психиатру?
Сегодня День Победы. С утра я сидел дома и думал. Мне было очень жаль тех людей, которые воевали. Им ведь было страшно, что их убьют, и они знали, что, если погибнут, то дети их останутся без них. И убивать, наверное, тоже жуткий облом. Я этого не хочу, не хочу, не хочу! Но хуже всего, наверное, было блокадным матерям. Не потому, что они голодали, и даже не потому, что дети их голодали, а самое страшное в том, что они должны были есть свою порцию, а не отдать ее ребенку, ведь если они сами не выжили бы, то дети тогда точно загнулись бы. Это ведь ужас: есть и знать, что этот кусок отнимается у твоего ребенка.
Вот с таким паршивым настроением пошел на улицу. Везде флаги, гармонь, все радуются, а мне
