Я полгода разучивал пьесу, и теперь то, над чем трудился, сжалось до двух минут выступления. Не каждый так сможет. А я научился.
Мне кажется, папе понравилось.
Это приятно и даже немного волнительно.
Я доиграл, низко опустил голову и заплакал от счастья. Убежал со сцены. Не мог никого видеть в этот момент. Зал долго хлопал вслед. Потом говорили, что получилось здорово.
Однажды я взял гитару у приятеля. Мама заглянула, смотрит – подбираю аккорды. Говорит: «Знакомое что-то. Вроде, папа играл».
Она ушла. Я отложил чужую гитару и взял папину. Поглаживаю её, трогаю. Когда-то до неё дотрагивался мой папа. И ещё мысль: у него, когда не брился, щетина росла, он тёрся об мою щеку, щека делалась красной. Мне становилось весело, приятно, счастливо даже. Это помню. И вот теперь я касаюсь гитары, которая помнит его прикосновения. Мне так захотелось исполнить вальс «На сопках Маньчжурии» для папы, но уже под гитару. Чтобы он порадовался и за меня, и за маму. Если бы он был с нами, то сам бы для мамы играл.
В городе просил отремонтировать её – не взяли. «Нет, – ответили, – слишком старая. Гриф треснул, так что новые струны не помогут. Чудес не бывает!»
Мальчишка замолчал, и я молчал. До самой остановки.
Самое главное было сказано.
Перед тем, как выходить, он крепко, по-мужски, пожал мне руку и сказал на прощанье:
– Завтра у нас в клубе праздничный концерт. Я тоже выступаю. Приезжайте.
Парнишка вышел на ледяную обочину и, прижав к груди заветную гитару, зашагал в темноту. Даже имени его я не узнал.
Дверь захлопнулась. Автобус двинулся дальше.
Концерт в клубе закончился. Выступление на баяне отметили все. Он играл сегодня как-то особенно хорошо. Зрители потихоньку расходились, и только музыка незримыми волнами ещё широко плыла по свободному залу.
Пошёл одеваться и мальчишка. И тут вахтёр, пожилая знакомая женщина, вынесла из боковой комнатушки упакованную в полиэтилен новую акустическую гитару:
– Это тебе просили передать. Кто – не знаю.
Ошиблись мастера. Чудеса случаются!
Был день Светлого Христова Воскресения.
