Я поднял трубку в кабинете директора клуба, и мне долго никто ничего не отвечал. В трубке слышался шум, крик, ругань, кто-то кого-то в чем-то обвинял, кто-то резко и твердо что-то доказывал. Несколько раз я слышал имя «Роберт Глориан». Затем послышался сердитый голос оператора электронной счетно- решающей машины Эрика Хансонг:
– Алло, Глориан, это вы? Черт бы вас побрал!
– Это не Глориан. Он поручил мне узнать, что насчитала машина.
– Будь она проклята, ваша задача! Из-за нее опять целые сутки простоя!
– Почему? – удивился я.
– Машина поломалась.
– Непонятно. При чем здесь задача?
– А при том, что машина всякий раз ломается, если задача не имеет решения. Вы разбираетесь в математике? Есть задачи, которые не имеют решения. При помощи этих задач проще всего ломать электронные и счетнорешающие машины. Глориан должен был бы это знать.
Эрик еще долго и сердито говорил, но я уже его не понимал.
– Юджин уходит от меня сегодня, – хладнокровно заявил Роберт, когда я появился у столика. – Это даже хорошо, что так быстро и просто все получилось. Мы никогда не понимали друг друга.
Он пил коньяк маленькими глотками и запивал его кофе.
– Роберт, а тебе не кажется, что иногда и ты не все понимаешь?
– Каково оптимальное решение задачи?
Я сел.
– Тебе сообщили, каково решение задачи об оптимальной автоматизации? – спросил он. Голос его был холодным и официальным.
– Такого решения не существует.
Роберт нахмурился. Я повторил:
– Такого решения не существует, и поэтому машина поломалась.
– Ты не шутишь?
– Нисколько. Я хочу коньяку.
Мы долго сидели молча. За окнами сгущались сумерки. Кафе клуба «Мальта» постепенно наполнялось народом. Кто-то включил проигрыватель «Ипок», и он, точь-в-точь как джаз Сиди Вайля, исполнял популярные мелодии и танцы. Оркестра не было. Музыка струилась из тайников стеклянно-проволочной души полированного черного ящика. Он стоял на красном коврике посредине пустой эстрады. Роберт пристально посмотрел на этот ящик и сказал:
– За тридцать лет я ни разу не ошибался. Конечно, в математике. Жизненные просчеты – это другое дело…
Я пойду подышать свежим воздухом.
Я не помню, сколько времени я слушал мертвую музыку.
На следующее утро я прочитал в газетах то, о чем я говорил в начале этого повествования.
