ЭЛЬВИРА. Мог сказать 'нет'.
ХУАН. Постеснялся...
ЭЛЬВИРА (не сразу). Да, я хотела за тебя замуж. Хотела иметь дом. Хотела, чтобы кто-то всегда был рядом, чтобы жил для меня. Разве это преступление? Каждая женщина хочет свой дом.
ХУАН. Наверное, мы из разных домов. Я тоже мечтал о доме. Только о другом: где не будет эгоизма, лицемерия, где не станут чужую жизнь стелить себе под ноги, как половицу.
ЭЛЬВИРА. У тебя есть этот дом?
ХУАН. Нет.
ЭЛЬВИРА (спокойно, задумчиво). И свой не построил, и мой сломал.
ХУАН. Но ведь и ты меня не любила.
ЭЛЬВИРА. Откуда ты знаешь?
ХУАН. В те годы я вспыхивал от любой искры. В тебе искры не было.
ЭЛЬВИРА (не сразу). Ну и что? Ну, не любила. А ты взгляни вокруг: вот все они - любят? Но ведь живут. И неплохо. И пользуются уважением. Потому что есть долг. Потому что есть порядок. Потому что кругом люди, которые видят каждый наш шаг... Ты погубил мою жизнь. (Спокойно.) Ты негодяй, Хуан.
ХУАН. Но ведь эти двадцать лет ты жила как хотела.
ЭЛЬВИРА. Отвернись. Я все-таки причешусь.
Хуан отворачивается.
Это ты жил как хотел: ты был свободен. А я - нет. Я все равно была твоей женой, брошенной, но женой. И все мои подруги жалели именно меня. И именно ко мне приходили рассказать, какой ты мерзавец, причем возмущались твоими мерзостями с упоением и с такими подробностями, которые понаслышке не приобретешь. Нет, Хуан, получить свободу я могла только одним путем: став твоей вдовой. Но мне и тут не везло. Даже бедняга капитан уж как старался тебя убить, а чем кончилось?
ХУАН. Я не хотел, он сам напоролся на шпагу.
ЭЛЬВИРА. Мне от этого не легче. (Достает кинжал.)
ХУАН. Слушай, сколько можно вертеться перед зеркалом? (Хочет обернуться.)
ЭЛЬВИРА. Погоди! (Пытается спрятать кинжал, роняет стул, вскрикивает.)
ХУАН. Что с тобой? (Оборачивается.) Ах, вот оно что... Это и есть твой гребень?
ЭЛЬВИРА (кричит). Да! Ты слышишь - да! Я за этим приехала! Вот до чего ты меня довел! Потому что ты развратник! Ты лгун! Ты негодяй!
ХУАН. Не забудь сказать, что я убийца.
ЭЛЬВИРА. Что ты сделал со мной?! (Сквозь слезы.) Я не могу так! Не хочу, ты слышишь, - не хочу! Ну позови кого-нибудь! Эй! Эй!
КОНЧИТА (входя). Да, сеньора?
ЭЛЬВИРА. Где ты копаешься? Тебе же велели подать вина.
КОНЧИТА. Я принесла, сеньора. (Ставит на стол кувшин и несколько стаканов.)
ЭЛЬВИРА. Садись.
КОНЧИТА. Но...
ЭЛЬВИРА. Садись, тебе говорят!
Кончита садится.
Разлей вино.
Кончита разливает вино.
В три стакана.
КОНЧИТА. Я не пью, сеньора.
ЭЛЬВИРА. Странно. Шлюха, которая не пьет.
КОНЧИТА. Я не шлюха, сеньора.
ЭЛЬВИРА. Уж не собираешься ли ты обидеться? В конце концов, слово как слово. Надо же как-то называть женщин, которые больше общепринятого интересуются мужчинами.
КОНЧИТА. У меня не было мужчин, сеньора.
ЭЛЬВИРА. Никого?
КОНЧИТА. Никого.
ЭЛЬВИРА. Тогда тем более выпей. Хоть и не столь приятный, но все-таки порок... (Поднимая стакан.) Ну что, за встречу, Хуан? За встречу и (Кончите) за приятное знакомство.
Эльвира и Хуан пьют, Кончита лишь подносит стакан к губам.
Мне нельзя пить, еще мать говорила... Хуан, будь мужчиной стаканы пусты.
КОНЧИТА (тянется к кувшину). Простите, сеньора.
ЭЛЬВИРА. Сиди, ты гостья. Девушка и гостья... Хуан, будь кавалером, с тобой пьют две дамы.
ХУАН (разлив вино, поднимая стакан). За дам.
ЭЛЬВИРА. Скажи честно: ты совсем не рад меня видеть?.. Ну, прости, я дура. Всегда хотела как лучше, а получалось мне же во вред. (Доставая кинжал, Кончите.) На.
КОНЧИТА. Сеньора...
ЭЛЬВИРА. Я говорю - на! Может, ты сумеешь распорядиться им лучше, чем я...
КОНЧИТА (пожав плечами). Спасибо, сеньора...
ЭЛЬВИРА. Как ты жил все это время?
ХУАН. По-всякому.
ЭЛЬВИРА. Мальчик мой, как же ты постарел!
ХУАН. Годы прошли, Эльвира.
ЭЛЬВИРА. И у тебя никогда не было дома? Нормального дома, хотя бы такого, как ты хочешь сам?
ХУАН. Наверное, я не из породы домовладельцев. Хотел, но не получилось. Сколько раз вечером я строил дом, а утром он разваливался.
ЭЛЬВИРА (поднимая стакан). Давай за твои дома! (Пьет.) Ужас! Сижу за одним столом с собственным мужем, который... у которого... Слушай, сколько их у тебя было, а? Этих проклятых баб? Тысяча?
ХУАН (возмущенно). Эльвира, ты наслушалась сплетен!..
ЭЛЬВИРА. Но ведь Лепорелло все считал!
ХУАН. Сколько раз говорил этому дураку: перестань приписывать! Ничего, говорит, сеньор, отработаете потом...
ЭЛЬВИРА. Но тысяча все-таки была?
ХУАН. Да ничего подобного! Ну, двести, триста... Во всяком случае, не более семисот!
За окном шум. Хуан и Кончита вскакивают. Окно с грохотом распахивается.
Действие второе.
Картина вторая.
Обстановка та же, что и в первой картине, действие как бы и не прерывалось. Окно с грохотом распахивается. Показывается голова Карлоса. При общем изумленном молчании он влезает в окно. Возбужден, похож на пьяного, но не пьян.
КАРЛОС (с вызовом). Да, ночь! Ну и что? Наплевать! Я не могу так! Ты слышишь, я так не могу!
ХУАН. Что с тобой?
КАРЛОС (кричит). Да не могу я больше так, вот что! У меня два сына. Я вижу их редко, но все-таки вижу иногда. И всякий раз учу, как надо жить. Кто их научит, если не отец? Я их учу, а что я им буду говорить теперь? Где порядок? Где истина?
ХУАН. Сядь. Сядь и объясни спокойно.
КАРЛОС. Спокойно? А что я могу объяснить спокойно?! Может, я жил не так? Может, мне приказывали, а я не делал? Может, не служил кому надо и не чтил кого положено? А?! Так почему? Вот ты ответь - почему?
ХУАН. Скажи, наконец, что - тогда я, может, и скажу - почему.
КАРЛОС. Шпага - мое ремесло. Ты не должен был меня победить.
ХУАН. Из-за такой ерунды ты ночами врываешься в окна? Ну, проиграл, бывает. Для тебя - ремесло, для меня - искусство. Наверное, искусство выше ремесла.
КАРЛОС. Да черт с ней, со шпагой! Если бы дело было только в ней! Но почему, почему тебе везет во всем?
