со своей бумажонкой.
— Есть квартирка в районе Прати, две отличные спальни плюс большая комната — столовая и гостиная разом. Мало того, в кухне холодильник, совсем как американский.
— О ней помещали объявления в газетах?
— Что вы! Мне о ней сообщил только вчера вечером мой брат, но за нее просят пятьдесят пять тысяч.
— Что ж, во всяком случае, надо ее посмотреть, — сказал Карл.
Перед ними предстал старинный дом, бывшая вилла, разбитая на квартиры. Через улицу раскинулся небольшой парк, где там и сям группами высились сосны. Бевилаква отыскал привратника, и тот повел их наверх, по дороге без устали нахваливая квартиру. И хотя от Карла не укрылось, что на кухне нет горячей воды, а значит, ее придется таскать из ванной, квартира ему понравилась. Но когда он заглянул в хозяйскую спальню, ему бросилась в глаза отсыревшая стена, вдобавок в ноздри шибал неприятный запах.
Привратник кинулся объяснять, что здесь прорвало водопровод, но не пройдет и недели, как его починят.
— Скорее канализацию, если судить по запаху, — сказал Карл.
— Но трубу на этой же неделе обязательно починят, — сказал Бевилаква.
— Нет, при такой вони мне здесь недели не прожить.
— Надо понимать так, что вы не хотите снять эту квартиру? — оскорбился итальянец.
Карл кивнул. Лицо Бевилаквы помертвело. Он высморкался, и они ушли. На улице Бевилаква взял себя в руки.
— Матери родной и то верить нельзя — вот времена настали! Только сегодня утром я звонил привратнику, и он уверял, что дом в полном порядке.
— Не иначе как он над вами подшутил.
— Это не меняет дела. У меня на примете есть исключительная квартира, но нам придется поторопиться.
Карл, больше для очистки совести, осведомился, где она находится.
Итальянец несколько смутился.
— В Париоли, в самом лучшем районе, да вы и без меня это знаете. Вашей жене не придется искать себе друзей — столько там американцев. И японцев, и индусов не меньше — вдруг вам по вкусу смешанное общество.
— В Париоли, — буркнул Карл. — И сколько же просят?
— Каких-то шестьдесят пять тысяч, — потупился Бевилаква.
— Каких-то? И все равно, за такие деньги там сдадут разве что конуру.
— Вот и нет, это очень славная квартирка — новехонькая, с большой супружеской спальней и спаленкой поменьше, при них все, что положено, включая прекрасную кухню. Ну а лично вам очень понравится великолепная лоджия.
— А вы сами-то видели эту квартиру?
— Я говорил с горничной — она уверяет, что владелец квартиры очень хочет ее сдать. Он на следующей неделе уезжает по делам в Турин. Горничная моя старая знакомая. Она божится, что квартира — лучше не бывает.
Карл задумался. Шестьдесят пять тысяч лир — это примерно сто пять долларов.
— Ладно, — не сразу сказал он. — Давайте посмотрим эту вашу квартиру.
В последнюю минуту они вскочили в трамвай, отыскали два места рядом. На каждой остановке Бевилаква в нетерпении выглядывал в окно. По дороге он рассказал Карлу о своей тяжелой жизни. Он родился восьмым по счету из двенадцати детей, в живых осталось всего пятеро. Ни один из них ни разу не наелся досыта, хотя спагетти они наворачивали ведрами. На одиннадцатом году ему пришлось бросить школу и пойти работать. В войну его дважды ранили — раз американцы, когда наступали, и раз немцы, когда отступали. Отец его погиб во время бомбежки Рима союзниками, в той же бомбежке разворотило могилу его матери на Cimitero Verano.[9]
— Англичане, те били прицельно, а американцы швыряли бомбы куда ни попадя. Вам хорошо — вы богатые. Карл сказал, что очень сожалеет о бомбежках.
— И все равно американцы мне больше нравятся, — продолжал Бевилаква. Они похожи на итальянцев — у них тоже душа нараспашку. Вот почему я стараюсь им помочь, когда они приезжают сюда. Англичане, про них никогда не знаешь, что у них в душе. Цедят сквозь зубы. — Он помычал сквозь зубы.
По дороге к пьяцца Эуклиде Бевилаква спросил Карла, не найдется ли у него американской сигареты.
— Я не курю, — извиняющимся голосом сказал Карл.
Бевилаква пожал плечами и прибавил шагу.
Он привел Карла в новый дом на виа Аркимеде, вьющейся от подошвы до макушки холма. На ней стояли впритык жилые дома веселых цветов, опоясанные лоджиями. И Карлу пришла в голову мысль, что для него было бы пределом мечтаний поселиться в одном из этих домов. Как пришла, так и ушла, поскольку он тут же ее прогнал.
Они поднялись в лифте на шестой этаж, и горничная, брюнетка с щеками в темном пуху, повела их по чистенькой квартирке.
— За нее действительно просят шестьдесят пять тысяч? — спросил Карл.
Она подтвердила.
Квартира оказалась до того хороша, что Карл, обуреваемый поочередно то радостью, то страхом, стал молиться.
— Говорил же я, вам тут понравится, — сказал Бевилаква, потирая руки. Я сегодня же составлю соглашение.
— Ну а теперь посмотрим спальню, — сказал Карл.
Но горничная сначала пригласила их на просторную лоджию — полюбоваться видом. Карла привело в восторг разнообразие стилей всех времен, от древних до новейших, — здесь некогда творилась история и все еще, пусть и сильно выродясь, текла, воплощаясь в море крыш, шпилей, куполов; а за ними вставал золотой купол собора святого Петра. 'Дивный город', — подумал Карл.
— А теперь в спальню, — сказал он.
— Да, в спальню. — Горничная распахнула двустворчатые двери и провела его в 'camera matrimoniale', просторную, прекрасно обставленную, с двумя внушительными кроватями красного дерева.
— Сойдут и эти, — сказал Карл, чтобы не выдать своей радости, — хотя вообще-то я предпочитаю двуспальные кровати.
— Я тоже, — сказала горничная, — но что вам мешает — поставите себе двуспальную.
— Они вполне сойдут.
— Сойдут-то они сойдут, только их здесь не будет, — сказала горничная.
— Что это значит? — напустился на нее Бевилаква.
— Мебель здесь не оставят. Все увезут в Турин. И снова прекрасная мечта Карла с размаху плюхнулась в лужу.
Бевилаква швырнул шляпу об пол — топтал ее, колотил себя по голове кулаками.
Горничная клялась, что предупредила его по телефону: квартиру сдают без мебели.
Он кричал на нее, она орала на него. Карл ушел совершенно разбитый. Бевилаква догнал его уже на улице. Было без четверти четыре — он опаздывал на работу. Придерживая шляпу, он несся вниз.
— Завтра я буду показывать вам умоомрачительную квартиру, обернувшись, крикнул он Карлу.
— Только через мой труп, — сказал Карл.
По дороге в гостиницу его насквозь промочил проливной дождь, первый из бесконечных дождей той поздней осени.
А наутро, в половине восьмого, в их номере зазвонил телефон. Дети проснулись, Майк задал ревака.
