Кажется, мои слова доставили ему невыразимое удовольствие. Он улыбается, что, должно быть, происходит с ним не очень часто.
– Француз?
– Нет, швейцарец.
Он немного насупливается.
– Но у меня много друзей во Франции, – торопливо добавляю я.
– Как вас зовут?
– Жан Нико.
– У вас есть документы?
– Разумеется.
Я протягиваю ему липовые бумаги, которые мне дали в Страсбуре, и он их внимательно изучает. – Вы торговый агент? – спрашивает он.
– Да.
– И где вы нашли тот труп?
– В поместье Бунксов, – отвечает за меня сержант.
– Что вы делали в это время в поместье Бунксов?
– Я был не в, а перед поместьем! Справлял нужду, потому что дольше терпеть не мог.
Повторяю то, что рассказал сержанту. Лейтенант слушает и ерошит волосы.
– Странно, странно, – бормочет он. – Что труп может делать у Бунксов?
– Этого я не знаю, – уверяю я. – И кто такие Бунксы – тоже не знаю.
– Вы не знаете, кто такие Бунксы?
– Понятия не имею.
Он смотрит на меня с недоверчивым видом.
– Бунксы, – объясняет он сочувствующим тоном, – крупные промышленники в угледобывающей области... Неужели не слышали?
Поскольку врать мне не привыкать, я совершенно серьезно отвечаю:
– Нет!
Глава 3
После нескольких новых глупых вопросов и таких же глупых замечаний лейтенант решает связаться с капитаном, который без колебаний звонит майору. Поскольку майор собирается поставить в известность полковника, я говорю себе, что успею хорошенько выспаться, пока дойдут до генерала, и прощаюсь с военными, заверив, что отправляюсь в местную гостиницу, куда они могут прийти утром и взять у меня свидетельские показания.
Хозяин собирается закрывать свою лавочку, когда являюсь я.
Это толстяк с тройным подбородком и взглядом, выразительным, как дюжина устриц.
– Комнату, – прошу я, – но сначала плотный ужин с надлежащим орошением.
Он суетится. Прямо трактирщик из оперетты. Не хватает только вязаного колпака в полосочку.
Он открывает дверь на кухню и начинает орать:
– Фрида!.. Фрида!
Появляется служанка. Симпатичная фарфоровая куколка, пухленькая, как перина, с пышными грудями, светлыми глазками, белобрысая и глупая как огурец.
Я заигрывающе подмигиваю ей, и она отвечает мне коровьей улыбкой.
Хорошее начало. Я никогда не упускаю мимолетную любовь. Я горячий сторонник сближения с массами и сейчас только и хочу сблизить свою массу с ее.
Вы слышали об усталости бойца? Тип, придумавший этот термин, знал психологию отдыхающего воина как свои пять пальцев.
Мои похождения вызвали у меня голод и натянули нервы, как струны. А ничто так не снимает нервное напряжение, как хорошенькая куколка. Не верите – обратитесь к своему врачу.
Фрида приносит мне тарелку ветчины шириной с щит гладиатора.
Я глажу ее по крупу, потому что это обычное обхождение с кобылами и служанками. Хотя оно не совсем соответствует правилам хорошего тона, зато всегда дает хорошие результаты
Фрида награждает меня новой улыбкой, еще шире, чем первая.
– Францюз? – спрашивает она.
– Да, – отвечаю я по-немецки. Все гретхен питают к нашим парням особую склонность, а наши парни, даже исповедующие интернационализм, имеют в трусах достаточно патриотизма, чтобы быть на высоте своей репутации.
Назначить этой куколке свидание в моей комнате – детская игра для человека, завалившего в жизни столько девок, что надо нанимать бухгалтера и дюжину секретарш, чтобы их всех пересчитать!
Я проглатываю ветчину, осушаю бутылку и дружески прощаюсь с хозяином.
Через пять минут Фрида скребется в мою дверь. У нее явно свербит. Когда у девчонки свербит, она всегда чешет дверь. Причем дверь мужчины...
Я не заставляю ее ждать.
Сказать, что дело идет успешно, – значит сильно преувеличить. Фрида напоминает телку даже в любви. Пока вы ведете с ней большую игру, она остается статичной, как увесистый брикет масла.
Я просыпаюсь около десяти часов утра. Между шторами пробивается луч солнца, с первого этажа поднимаются вкусные запахи.
Моя дверь приоткрывается, и появляется пухленькая мордашка Фриды, блестящая, как кусок туалетного мыла.
– Господа францюзски официрен спрашивают вас! – сообщает мне она.
Она подходит к моей кровати и подставляет губы. Я ее чмокаю и встаю.
Через несколько минут в обеденном зале гостиницы я нахожу целый штаб. Мой вчерашний лейтенант, полковник и офицер немецкой жандармерии потягивают из большой бутылки «Трамье».
Заметив меня, лейтенант встает.
– Вот Нико, который заметил убитого, – сообщает он полковнику.
У полковника седеющие волосы и маленькие усики. Он приветствует меня кивком.
– Очень запутанное дело, – говорит он.
– Правда? – переспрашиваю я.
– Да... Мы навестили Бунксов вместе с представителями немецкой полиции. Труп принадлежит сыну хозяина дома, Карлу.
– Вы поймали убийцу? Он пожимает плечами.
– Я офицер, а не легавый, – ворчит он. По слову «легавый» и тону, каким оно произнесено, сразу становится понятно, что представители данной профессии не пользуются его уважением. Он продолжает:
– По всей очевидности, это месть. Бунксы являются активными сторонниками франко-германского сближения... Карл Бункс был атташе германского посольства в Париже. Примерно две недели назад он исчез... Сегодня утром я разговаривал по телефону с Парижем. Очевидно, он приехал домой. Кто-то из местных жителей, не приемлющих сотрудничество между нашими странами, встретил его, узнал и свел счеты... Случаев такого рода масса... По заключению экспертизы, смерть этого парня действительно наступила около двух недель назад.
Я слушаю его объяснения с вниманием глухого, старающегося не пропустить ни одного движения губ собеседника.
– Наверное, семья потрясена, – шепчу я. Он опять пожимает плечами.
– Немцы всегда готовы к катастрофам, поэтому всегда нормально воспринимают, когда им на голову падает крыша.
Я с беспокойством смотрю на сопровождающего его жандарма. Полковник перехватывает мой взгляд и сообщает:
– Он не понимает по-французски. Мне хочется задать один вопрос, но я не решаюсь из боязни показаться слишком любопытным.
– Как так вышло, что никто не обнаружил его раньше? – все-таки спрашиваю я. – Странно, да?
