на нее ни малейшего впечатления. Она заявила, что, по ее мнению, это будет ужасно весело.
Байш показал на часы и одними губами произнес:
– Пора отправляться в суд.
– Весело! – воскликнула Виола. – И ведь она видела, чего мне стоило пережить то время. Честное слово, мам, иногда мне кажется, что у нее вообще нет мозгов. А ты не можешь добиться, чтобы ее признали недееспособной, засадили за решетку или еще куда?
– Нет, – ответила я, тщетно пытаясь застегнуть мантию одной рукой. – Виола, мне нужно идти. Я опаздываю в суд. Боюсь, мы не можем сделать ничего, чтобы остановить ее. Она разумный взрослый человек.
– Разумный! – фыркнула Виола. – Она совсем чокнулась с этими своими бровями. У нее лазерная татуировка на руке – «Последний Стояк Кастера»!
Я протянула трубку Байшу:
– Скажи Виоле, что я поговорю с ней завтра. – Я наконец справилась с застежкой. – А потом позвони в Багдад и узнай, долго ли там будут отключены телефоны. А если будут еще универсальные звонки, убедись, что они местные, прежде чем снимать трубку.
И я отправилась в зал заседаний.
Байш не смог дозвониться до Багдада, что я сочла добрым знаком. О моей свекрови не было ни слуху ни духу. В полдень позвонила мамуля и поинтересовалась, можно ли на законном основании сделать лоботомию.
Она позвонила снова на следующий день. Я как раз читала лекцию об Определении Независимой Личности, рассказывая студентам о неотъемлемом праве любого гражданина свободного общества делать из себя законченного болвана.
– По-моему, это твоя мать, – прошептал Байш, протягивая трубку. – Она опять пользуется универсальным номером, хотя звонит по местному. Я проверил.
– Привет, мам, – сказала я.
– Мы все устроили, – сообщила мамуля. – Мы пообедаем с Пердитой в «Мак-Грегорсе». Это на углу Двенадцатой улицы и Лоримера.
– У меня лекция в разгаре.
– Знаю. Я тебя надолго не оторву. Я просто хотела сказать тебе, чтобы ты не беспокоилась. Я обо всем позабочусь.
Мне не понравилось то, как это прозвучало.
– Что ты затеяла?
– Пригласила Пердиту пообедать с нами. Я же тебе сказала. В «Мак-Грегорсе».
– А кто это «мы», мама?
– Просто наша семья, – невинно ответила мамуля. – Ты и Виола.
Ну, по крайней мере она не притащит с собой депрограмматора. Пока.
– Что ты задумала, мама?
– И Пердита спросила то же самое. А что, бабушке нельзя пригласить внучку пообедать? Приходи туда в половине первого.
– У нас с Байшем запланирована встреча в суде в три.
– О, тогда нам хватит времени. Кстати, захвати Байша. Он будет представлять мужскую точку зрения.
Она повесила трубку.
– Придется тебе обедать со мной, Байш, – сказала я. – Прости.
– А что? На этом обеде произойдет какой-нибудь скандал?
– Понятия не имею.
На пути к «Мак-Грегорсу» Байш выложил мне все, что ему удалось узнать о циклистках.
– Это не культ. У них нет религиозной привязки. Кажется, впервые они заявили о себе еще до Освобождения, – тараторил мой заместитель, сверяясь со своими записями. – Хотя есть кое-какие связи с движением за свободу выбора, Висконсинским университетом и музеем Современного Искусства.
– Что?
– Они называют своих предводительниц наставницами. Похоже, их философия представляет собой смесь радикального феминизма с лозунгами защитников окружающей среды восьмидесятых годов. Они вегетарианки и не склонны к юмору.
– Ни шутов, ни шунтов, – подытожила я. Мы остановились у «Мак-Грегорса» и выбрались из автомобиля.
– А в использовании каких-нибудь средств для управления сознанием они замечены не были? – с надеждой спросила я.
– Нет. Зато полным-полно исков против отдельных членов, и все они выиграли.
– По Определению Независимой Личности.
– Ага. А также одно уголовное дело, возбужденное некой участницей этого движения, члены семьи
