приходит маленький эпизод, случившийся с нашим героем как раз в 1934 году.
Иван Михайлович Губкин совершал экспедиционную поездку по Туркмении. День выпал утомительный, жаркий. К вечеру добрались до геологического лагеря, расположившегося близ Балаханских гор. Ивану Михайловичу шел шестьдесят четвертый год. Он устал так, что едва дождался, пока в палатке поставят раскладушку. Полежав, решил выкупаться в озерке, на берегу которого был разбит лагерь. Ему не разрешили. Он вернулся в палатку.
Ночью он внезапно проснулся. Так всегда бывало, если он днем переутомлялся. Вышел наружу и увидел неподалеку странное пламя, похожее на миниатюрное северное сияние.
«Господи, что это? Разбудить кого-нибудь из местных геологов?.. Ах я, старый глупец», — рассмеялся Губкин. Перед ним было одно из горящих озер пустыни. По дну его ветвились трещины, и по ним из глубин земли бежали струйки природного газа. Слабо булькая, газ вырывался из воды. Солнце, а может быть, чабан какой-нибудь, чтоб знали, что вода заражена, подожгли газ.
Озеро горело. Пламя переливалось чистой, кристаллически прозрачной голубизной.
И Губкину вспомнились сказания об огнепоклонниках, притчи Заратустры, мраморный храм огня в Баку…
Да, вот так, голубым трепещущим пламенем вошла нефть в жизнь человечества, а огонь-то постарше кремния будет…
Черные терпкие соки земли… Они наши, земные «во плоти своей». Взгляните на обломок флюорита с его внутренним морозным фиолетовым мерцанием. Или на друзу кварца, на гладкие грани, высеченные бесстрастной рукой Природы. В них есть что-то космическое, внеземное, их как будто можно встретить и на другой планете. А нефть? О нет! Она наша. Она вбирает в себя запахи и микроэлементы вмещающих ее пород и подземных вод, текущих мимо залежи. Недаром нефтей столько, сколько мест, где она добывается. Быструю летучую нефть Белоруссии не спутаешь с густой ароматной мангышлакской. Даже в одном месторождении нефти из разных горизонтов разные, хотя по химическому составу могут не отличаться друг от друга. Почему? Одна из загадок этого текучего минерала — такого изменчивого и в то же время верного себе.
Тут уместно вспомнить историю с искусственной минеральной водой; ее любил приводить, рассказывая слушателям литературных курсов о сущности поэзии, Валерий Брюсов. К тому времени ученые исследовали кавказскую минеральную воду и определили ее химический состав. Сейчас его можно прочесть на любой этикетке. Анионов столько-то, катионов столько-то, хлора, брома, йода столько-то… Кажется, чего проще: вылить в банку составные части, перемешать стеклянной палочкой — и пожалуйста, незачем возить из Ессентуков. А вот не получилась искусственная минеральная вода, и пить ее было невкусно и без пользы. «Так и поэзия, — заканчивал Валерий Яковлевич. — Есть в ней что-то не поддающееся анализу».
Так и с нефтью, заметим. Есть в ней что-то, до чего еще не проникла математика. Может быть, это потому, что она очень наша, земная — нефть? Потому, что вобрала в себя вкусы и запахи родной земли?
Все наше предыдущее изложение сводилось к тому, чтобы показать, что геологией люди стали интересоваться не сто и не двести лет назад, как это представляют многие, даже некоторые специалисты- археологи, а гораздо раньше. Неизмеримо раньше. Вокруг человека — царство минералов. И прежде чем он даже понял это, человек в это царство вступил. В какой-то ему одному понятной очередности он принялся ознакамливаться с богатством. И одной из первых в загадочной очереди стояла нефть.
Попробовал он конопатить ею лодки. Превосходно! Ноев ковчег, как повествует библия, был «покрыт смолой (асфальтом) изнутри и снаружи». Причем эта деталь повторяется как в древнееврейской, так и в древнеассирийской версии всемирного потопа. Вот вам первое применение нефти в мореходном деле. В древнегреческой мифологии — колыбель муз тоже проконопачена асфальтовой смолой!
Попробовал использовать в жилищном строительстве. Чудесно! «Я построил дворец Вабил из кирпича и битума», — горделиво заявил царь вавилонский Небучаднеззар, живший за две тысячи лет до новой эры. Он же первый (судя по сохранившимся письменным источникам) применил нефть в воздвижении фортификационных сооружений и при мощении дорог. «Я придал несокрушимость стенам восточной части Вавилона. Я обнес их рвом и построил крутой откос из битума и кирпичей». «Я… устроил выше битума и обожженного кирпича мощную надстройку из блестящей пыли и укрепил ее изнутри битумом и кирпичом как высоко пролегающую дорогу». Технология, напоминающая нынешнее асфальтирование!
Попробовал человек лечиться нефтью. Не очень приятно глотать сию густую микстуру, да что поделаешь… Подслащивать лекарства научились совсем недавно. Около восьмисот видов лекарств изготавливают наши фармацевтические заводы из нефти. В стародавние времена список был значительно короче, но вот что мы читаем у Марко Поло, посетившего Баку в XIII веке. Тамошние эскулапы прописывали земное масло (вернее, ее светлую фракцию) при камнях в почках, расстройствах желез, венерических болезнях, гипертонии, цинге, подагре, сердечных спазмах и просто как стимулирующее средство.
Тут давайте прервем наш экскурс в историю геологии и в историю нефти. Впереди нам представится немало возможностей рассказать о значении чудо-жидкости в современной жизни. Да и о былом вспомнить.
А теперь не пора ли произнести сакраментальную фразу: ГЕРОЙ РОДИЛСЯ? И указать дату.
Глава 3
Начнем с даты, этой обязательной подробности, определяющей вместе с именем личность. Дату называют почти так же часто, как имя; по крайней мере при всех переломных и торжественных случаях жизни: поступая в школу или уходя в армию, устраиваясь на работу или подавая заявление в загс. Дата рождения очерчивает нижнюю границу индивидуального бытия: все, что было до нее, навечно останется прошлым. А что будет после? Каких событий мы станем свидетелями и каких участниками? Все предопределила дата рождения. Она, наконец, необходимейшая из двух цифр, которые в скобках будут следовать за нашей фамилией еще долго после нас — в служебных анкетах или в энциклопедиях: в зависимости от того, как мы постараемся в промежутке между двумя цифрами.
Начнем с даты: 1871.
Ванюша родился третьим из пятерых детей, старшим из братьев, которых было трое, и единственным — осенью, в сентябре. Остальные Губкины предпочитали издавать первый крик весной или летом, и отцу этого крика слышать уже не доводилось. Он возвращался домой не ранее октября, а уходил в начале марта, не дождавшись родов. Бабушка говорила: «Ну и слава богу, самого уродства в младенце не видит». Однако некоторого огорчения скрыть не могла.
Отец был отхожником.
Отхожим промыслом муромские крестьяне кормились издавна и многие; где только не встретишь муромских: на верфях Нижнего, в рыболовецких командах под Астраханью и в бурлацких артелях по всей Волге. Муромского уезда славились кровельщики, каменщики, калачники, матросы и офени (это книжные торговцы, букинисты, они ходили по селам, продавали книги, иконы).
Бурлацкие артели состояли из старшого водолива, он отвечал за сохранность товара (говорили: «за подмочку товара») и заодно плотничал, когда нужно; лоцмана (говорили «дядя», «букатник»); передового в лямке («шишки»), двух косных в хвосту, обязанных лазить на мачту, а при тяге — ссаривать бечеву (то есть очищать ее или, если она зацепится за дерево, куст, что нередко случалось, освобождать).
Так вот, отец был старшим артельщиком. К этой должности предрасполагали его огромная физическая сила, невозмутимость и редкостная памятливость: неграмотный, он вел все переговоры с подрядчиками и заказчиками и без записи держал в уме суммы, фамилии, долги, сроки…
Был он молчалив, несуетлив; росту невысокого; любил костры и ненастья.
Странно, сын крестьянина, он тяготился земельным трудом. Правда, земля семью все равно не
