как
Кристиан Амальви описал, как другое направление в истории имагинарного привело к тому, что во Франции XIX века появился национальный и даже светский образ Роланда. Подобно большинству средневековых героев, Роланд был сразу подхвачен эпохой романтизма, и два великих романтических поэта Франции посвятили ему свои поэмы, которым будет суждено войти в школьный курс литературы. Это «Рог» Альфреда де Виньи и «Легенда веков» Виктора Гюго. В те же годы все делается для популяризации «Песни о Роланде». Первое издание, одновременно и снабженное ученым комментарием, и доступное для понимания широкой публики, выпускает в 1837 году Франсиск Мишель. После этого, когда в 1867 году Виктор Дюрюи вводит обязательное изучение истории в начальной школе, и с того момента, как одновременно начинает появляться все больше переводов «Песни» на современный французский язык, она становится источником исторических сведений. Окончательный по своему влиянию перевод будет выполнен Леоном Готье в 1880 году, и это творение ученого, в те же годы выпустившего большой итоговый труд под названием «Рыцарство», углубит понимание достоинств этого общественного класса и его идеологии. После 1870 года Роланд попадает в компанию других доблестных «ветеранов», которых объединили для изучения в начальной и средней школах под знаком реванша в войне с пруссаками. Школьникам рассказывают о Верцингеториксе, Дюгесклене, Жанне д'Арк, Баярде, Тюренне, Гоше и Марсо. Среди них и побежденный Роланд. Он равно вдохновляет монархистов и католиков, что вполне естественно, и светских республиканцев, что уже может вызвать удивление. Однако Мишле объяснил им, что «Песнь о Роланде» следует воспринимать как творение народного французского гения, как эманацию коллективной души. Жанна д 'Арк, канонизированная после войны 1914-1918 годов и также признанная всеми французами, какой бы идеологии они ни придерживались, займет то место, какое в период политической деятельности Жюля Ферри досталось Роланду.
Место героя Роланда в сегодняшнем имагинарном Европы весьма неопределенно. Например, если в Италии, помимо театров марионеток, наследие Ариосто в некоторой степени осваивал кинематограф в таких фильмах, как «Орландо и паладины Франции» (французское название «Роланд, стойкий принц») (1958) режиссера Пьетро Франсиши и «Паладины» (1984) (французское название — «Выбор сеньоров») Дж. Баттиато, то во Франции Роланд, пожалуй, послужил материалом лишь для архаичного немого фильма Луи Фейяда «Роланд в Ронсевальском ущелье» (1913) и произведения хотя и не лишенного привлекательности, но тем не менее оставшегося безнадежно маргинальным — «Песни о Роланде» (1978) Франка Кассенти.
Сегодняшняя жизнь, кажется, не слишком благоприятствует возрождению Роланда-героя. Однако имагинарное до такой степени зависит от случайностей и превратностей истории, что невозможно знать наверняка, не отвоюет ли паладин, с образом которого связано столько прекрасных грез, свое достойное место в европейском имагинарном.
ТРИСТАН И ИЗОЛЬДА
«Легенда о Тристане и Изольде вкупе с легендой о Граале — самый великий миф, какой только породил средневековый западный мир, это — миф о роковой любви, ведущей к смерти»,— пишет Жан-Мари Фриц.
Хотя эта легенда и стала мифом, характерным именно для европейского имагинарного, ее параллели довольно часто отыскивают то в мировом фольклоре, то в легенде персидского происхождения. Персидская история о любви царевны Вим и витязя Рамина напоминает историю «треугольника» — Марк, Тристан, Изольда. Но изначальную суть легенды, по-видимому, надо искать в кельтской культуре, и по всей христианской Европе она распространяется начиная с XII века. Надо сказать, что, хотя Тристан и Изольда — эмблематичные герои Средних веков, история этой пары осталась символом любви и для Новейшего времени и отнюдь не исчерпывается эпохой Средневековья. Если Грааль в этой книге упоминается среди средневековых чудес и диковинок лишь там, где идет речь о героях рыцарских времен, то для Тристана и Изольды мы выделили целую главу — потому что в этом мифе ярче, чем в любом другом, отразился средневековый образ женщины, образ влюбленной пары и образ того чувства, которое, наряду с феодальным долгом вассальной верности, без сомнения, остается самым большим и поистине ценным наследием, какое только Средние века оставили западной культуре, — куртуазной любви.
Миф состоит из серии текстов, сохранившихся преимущественно во фрагментах. Совокупность составляют два романа в стихах, один написан в Англии в 1170-1173 годах Томасом Британским и считается вариантом куртуазным — сохранилось не более четверти текста, — другой, сочиненный около 1180 года поэтом нормандского происхождения по имени Беруль, называют простонародной версией, и от него остался лишь фрагмент в 4485 стихов. Сюда же примыкают три стихотворных повести: два «Безумства Тристана» — они, в зависимости от тех местностей, где были найдены рукописи, называются «Бернскими безумствами» или «Оксфордскими безумствами»; и третья повесть — это лэ Марии Французской «Жимолость». Но и это не все — есть еще скандинавская сага о Тристане и Изольде, написанная братом Робертом по приказу короля Норвегии Хакона IV (1226). «Тристан в прозе» — это созданная около 1230 года переделка мифа о Тристане и Изольде в виде отменно длинного романа, вдохновленного «Ланселотом в прозе»: действие тут разворачивается одновременно при дворе короля Марка, мужа Изольды и дяди Тристана, и при дворе короля Артура. Тристан становится рыцарем Круглого стола и искателем Грааля. По всей христианской Европе миф о Тристане и Изольде распространился в очень ранние годы Средневековья, и, помимо уже упомянутой древнескандинавской саги, следует сказать и о романе Эйльхарта фон Оберге, написанном в последней четверти XII века, и вариантах на средневерхненемецком языке, написанных между 1200 и 1210 годом Готфридом Страсбургским и его продолжателями, Ульрихом из Тюргейма и Генрихом из Фрейбурга. Около 1300 года анонимный автор в Англии написал на среднеанглийском «Сира Тристрема». Во Флоренции, в библиотеке Риккардиана была найдена итальянская версия в прозе, которую можно датировать концом XIII века, она получила название «Тристана Риккардианского».
Исходя из этих текстов, содержание легенды о Тристане и Изольде можно вкратце изложить следующим образом. Сирота Тристан воспитан дядей, корнуэльским королем Марком. Во время своего путешествия в Ирландию он освобождает от стерегущего ее дракона (тут узнается как легенда о святом Георгии, так и рыцарская суть образа Тристана) Изольду, дочь королевы Ирландии, и добивается ее руки для короля Марка. Однако во время долгого плавания по морю они с Изольдой по неосторожности выпивают любовный напиток, который мать Изольды приготовила для своей дочери и короля Марка. Влекомые друг к другу неукротимой страстью, молодые люди становятся любовниками. Камеристка, виновная в ошибке с любовным напитком, соглашается пожертвовать своей девственностью и в брачную ночь ложится в постель к королю Марку вместо Изольды. Следует серия романических перипетий, суть которых в том, что Тристан и Изольда пытаются скрыть взаимную любовь от заподозрившего неладное короля Марка, его баронов, неприязненно поглядывающих на юную пару, и вассалов, которые в немалой степени влияют на короля Марка. Наконец, застигнутые на месте преступления, они приговорены к смерти королем Марком. Им удается бежать, и они скрываются в лесу Моруа, ведя жизнь отверженных бродяг. Марк находит их там, но они держатся с таким целомудрием, что он решает пощадить их, и они возвращаются ко двору. Двусмысленная клятва верности смывает с Изольды обвинение в супружеской измене, а Тристан мстит своим врагам — баронам, однако король Марк отправляет его в изгнание. Отныне любовники видят друг друга лишь издалека, обмениваясь тайными взглядами во время редких появлений Тристана при дворе, куда он приходит то в одежде пилигрима, то в образе жонглера, а то в рубище безумца. Ему предстоит жениться на Изольде Белорукой, дочери короля Кархэкса, но он хранит верность Изольде Белокурой и не заключает брака с другой Изольдой. Раненный отравленной стрелою, он призывает к своему изголовью Изольду Белокурую; но Изольда Белорукая из ревности говорит больному Тристану, что вместо белого паруса, возвещающего о прибытии белокурой
