еретических тезисов: если обвиняемый признавал факты, его допрашивали о
намерении, то есть спрашивали, считает ли он свое поведение невинным. В
случае утвердительного ответа его считали еретиком; в противном случае ему
нечего было опасаться. Почти все оговоренные объявляли, будто сознавали, что
они совершили преступление, но смягчали свою вину, ссылаясь на человеческие
слабости, подвергающиеся величайшим искушениям, и рассказывали об
обстоятельствах, послуживших для побуждения к греху. Так поступали одни,
другие же давали поступкам двусмысленное толкование, хотя исповедница
приняла эти поступки как определенно дурные; наконец, были и такие, которые
думали оправдать себя тем, что заявляли (и с большим основанием), что им не
представлялись другие случаи согрешить. Этот случай был, действительно,
самым обыкновенным.
XTV. Я делал критические изыскания по этому вопросу в секретариате
придворной инквизиции. Я нашел, справляясь в подлинниках дел и выписках из
книги реестров других трибуналов, что среди священников, оговоренных в этом
преступлении в Испании и на прилежащих островах, приходится один белый
священник-совратитель на десять тысяч; а среди монахов - один на тысячу из
бенедиктинцев, бернардинцев [43], премонстрантов [44], иеронимитов, базилиан
[45], траппистов [46], театинцев [47], ораториан [48], каноников-монахов
Калатравы, Сант-Яго, Алькантары, Монтесы, св. Иоанна и св. Гроба [49]; один
на пятьсот среди кармелитов, августинцев, матуринцев [50], братьев
Милосердия, доминиканцев, францисканцев и минимов [51], св. Франциска из
Паолы; один на четыреста среди босоногих братьев Милосердия и один на двести
среди босоногих кармелитов, монахов ордена Алькантары и капуцинов.
XV. Сделав это наблюдение, я старался открыть причины таких различий и
нашел, что их много. Первая и самая простая - это деньги, которые люди могли
расходовать, чтобы предаваться своим склонностям, не пользуясь гнусным
способом развращения при таинстве исповеди; ибо, вообще говоря, в этом
источнике у представителей трех первых категорий недостатка нет. Вторая
причина - гораздо большая свобода выхода в общество и вследствие этого
легкость, с какою они находили случаи грешить, не прибегая к исповедальне.
Третью причину я вижу в более или менее частом и привычном исполнении
должности духовника. Здесь прогрессия, которую я устанавливаю, должна
начаться с пятой категории и пойти назад до первой. Хотя и неопровержимо,
что францисканцы и доминиканцы много исповедуют, я должен был поставить их в
третью категорию, потому что они, особенно францисканцы, легко переезжают в
одиночку из одного места в другое под предлогом или с поручением
проповедовать слово Божие и не так подвержены опасности впадать в этот грех.
Гораздо большее значение имеют бедность и уединение, в которых живут три
ордена пятой категории; обычный недостаток денег (что составляет самое
обыкновенное положение этих священников) и их постоянное прилежание к
таинству исповеди довольно верно, мне кажется, объясняют загадку. Основание
моего вычисления и его относительных различий неоспоримо; даже если
предположить, что есть какая-нибудь причина изменить его в этом отношении,
разница будет касаться только босых кармелитов, среди которых число
совратителей гораздо больше, чем у капуцинов, а среди последних также
больше, чем среди монахов ордена Алькантары, быть может, потому, что та же
пропорция существует между числом представителей каждого из этих монашеских
орденов или их священников, занимающихся исповедью.
XVI. От этого наблюдения я перешел к другому, анализируя ответы
оговоренных. Принадлежащие к трем первым категориям обыкновенно отрицают
факт и утверждают, что обвинение - сущая клевета; они указывают лиц,
которые, как они предполагают, выдумали это, причины их плохого отношения и
имевшуюся у них цель и предлагают представить доказательства. Принадлежащие
к четвертой и пятой категориям обыкновенно признают сущность обстоятельств,
которые, как они предполагают, были показаны в доносе; но они объясняют их.
так, чтобы уверить, что кающаяся их неверно истолковала. Если обстоятельства
не позволяли признать достаточными эти объяснения, они прибегали к слезам;
смиренно признавались в своем грехе и просили за него прощение.
XVII. Большая часть этих донесений делалась простыми и добросовестными
монахинями, слабое воображение которых успокаивалось лишь после того, как
они донесли на своего духовника, хотя бы по подозрению; при этом они не
боялись скомпрометировать честь, свободу и благосостояние своего ближнего.
Почти всегда эти показания не имеют никакого твердого основания и
заслуживают только подозрения; поводом к ним служит дурной смысл, который
эти кающиеся придали словам своих духовников. Если бы священники,
исповедующие монахинь, видели бумаги святой инквизиции, они бы очень скоро
приобрели отвращение к служению, которое иногда исполняют с таким
удовольствием, не ведая угрожающей им опасности. К счастью, инквизиторы
ближайшего к нам времени были уверены, что не следует придавать никакого
значения показанию монахини, если оно не представляет собой определенно
непристойного предложения или достоверных и неопровержимых фактов. В Испании
эти попытки затруднительны из-за формы и расположения исповедален в женских
монастырях; их помещают на виду у людей, посещающих церкви; духовник и
кающаяся отделены стеной, открытой на уровне головы сидящего или стоящего на
коленях, и это отверстие закрыто металлическим листом со щелями шириною в
большой палец. Что касается плана какого-либо преступного предприятия,
который кающаяся и священник могли бы составить в монастыре, то все знают,
насколько трудно было бы его осуществление вследствие той особой
тщательности, с которою следят за входом в монастырь несколько пожилых
привратниц, строгих и почтенных, против которых невозможно было бы иметь
хотя бы малейшее подозрение; точно так же мешают участникам подобных затей
высота стен, окружающих монастырь, сад и внутренний двор, огромные железные
перекладины на окнах келий и большое число других мер предосторожности,
принятых настоятельницами монастырей, которым нельзя отказать в том, что они
с огромным усердием поддерживают честь религии и монастырской жизни.
Любители скандальных анекдотов не пропускают случая рассказывать истории про
монахов и монахинь и воображают, что очень занимают своих слушателей.
Разумеется, есть несколько пикантных и подлинных случаев; тем не менее я не
боюсь смело утверждать, что подобные факты были чрезвычайно редки и что
можно привести лишь два или три случая в течение столетия. Когда речь идет о
деле, имеющем довольно серьезные последствия, недостойно справедливости
беспристрастного читателя смешивать историческую правду с эпизодом романа
или новеллы.
XVIII. Священники, сознающиеся в факте развращения, обыкновенно
прибавляют, что никакое ложное верование не примешивалось к их покушению;
что они были увлечены чрезвычайной склонностью к данной особе, силою
страсти, которой слабость и немощь человеческой природы не могли
сопротивляться, но что они никогда не сомневались, что их грех очень велик.
