баню. Вдруг гляжу — шов от операции какой-то пленкой покрыт. Я в панику — не срослось, все пропало! Бегом к врачу. А доктор говорит: «Так это же здорово, это как раз показывает, что операция прошла удачно, швы срослись. Все в порядке, все прекрасно!»
Вошел в свой первый «спартаковский» сезон я удачно, сыграл несколько матчей за дубль. А там тогда приличная команда подобралась, и отношение к дублирующим составам в ту пору было другое. На матчах в Тарасовке всегда собирались почти полные трибуны зрителей, хотя этому, наверное, способствовало и то, что вход на стадион был свободный. В общем, проявив себя в дубле, я сразу же стал достаточно известным игроком, как говорится, в масштабе страны. Газеты писали о «феерическом взлете молодого футболиста». Где-то после десяти туров я впервые вышел играть за «Спартак» в матче высшей лиги. Отыграл все девяносто минут. А к концу сезона наколотил за дублирующий состав больше двадцати мячей, мы стали чемпионами среди дублей, причем с приличным отрывом от второго места. Да еще и за основу поиграть пришлось. В итоге мне было присвоено звание «Мастер спорта СССР»!
В этом же году меня включили в состав молодежной сборной страны, которую тогда тренировал Алексей Александрович Парамонов. Вместе со мной в команде играли Соснихин, Логофет, Сичинава, Полукаров, Маркаров, Абдураимов, Хурцилава. Практически все стали затем настоящими звездами советского футбола, не раз защищали спортивную честь страны в составе сборной СССР. Для меня же включение в сборную и присвоение мастерского звания запомнилось на всю жизнь. Кстати, знак «Мастер спорта» так и остался единственным знаком спортивного отличия, который я с гордостью носил на груди. Все последующие регалии — заслуженного мастера спорта, заслуженного тренера страны — я вынужденно надевал только в момент вручения. А вот напомнить о том, что я мастер спорта, в те годы случая не упускал. Наверное, это звание помогло мне преодолеть комплекс собственной неполноценности, раскрепоститься в спорте и в жизни. Я стал более общительным, увидев, что зеленый виноград, на который с вожделением смотрела Лиса в басне Крылова, стал созревать.
Сборная, дубль «Спартака», основной состав — все в один сезон. А жил я тогда на базе в Тарасовке, которая, по сути, стала моим вторым домом. На сборах там же расквартировывался и основной состав. Дружная атмосфера царила в Тарасовке! Мастера внимательно относились к выступлениям дублеров, хотя неподражаемый Игорь Нетто говорил об этом по телефону своей жене так: «Обязательно приходи, сегодня наши бараны играют!» Я слышал разговор, потому что моя комната находилась рядом с телефоном в коридоре. А «бараном» в шутку он, похоже, готов был назвать и себя, случись ему играть не за основу. Он ведь во всех своих жизненных проявлениях был человеком добрейшим.
В «Спартаке» неукоснительно соблюдалось правило уважения к старшим, оно было неотъемлемой частью «спартаковской атмосферы». Здесь моим «родителем» стал Николай Петрович Старостин. Вообще мои сегодняшние воспоминания об этой московской команде связаны не столько с постановкой игры, тренерскими новациями, сколько с той работой в клубе, которую проводил Николай Петрович. Создать команду, способную вырвать победу в одном сезоне, может, наверное, любой достаточно квалифицированный тренер, работающий в финансово-благополучном клубе. Создать клуб, где на протяжении нескольких поколений будет существовать такие понятия, как святыни, традиции, дано единицам. Такой единицей с большой буквы и был Николай Старостин. Человек, которого сложнейшая личная судьба не озлобила, а наоборот, заставила быть предельно внимательным к людям. Человек, понимающий, что надо не карать за проступки или вести «профилактическую работу с нарушителями режима», а воспитывать весь клуб, игроков, тренеров и людей других специальностей, обеспечивающих его работу. В подобном деле мелочей не бывает. Он это знал, я это понял потом. Отцом он мне стал — Николай Петрович. Вторым, футбольным отцом. А «Спартак»… То, что сегодня он во многом выгодно отличается от других российских клубов; то, что внутри коллектив «Спартака» не такой, как все, — это тоже заслуга Николая Старостина, его наследие. Лично мне он дал возможность понять, что спрашивать много с людей, работающих рядом с тобой, можно лишь тогда, когда сам отдаешься работе полностью. Да и само зрелище жизни великого человека, как говорил Белинский, есть всегда прекрасное зрелище; оно возвышает душу, возбуждает деятельность.
С молодежной сборной я побывал на матче в Польше, на турнире в Италии. На Апеннинах, в Сан- Ремо, мы, правда, выступили неудачно. Именно — неудачно, команда-то, которую собрал Алексей Парамонов, была хорошая, и я ему благодарен за включение в ее состав, за свои первые уроки игры в международных матчах, когда я представлял не отдельный клуб, а великую страну. В Италии мы заняли третье место и нагоняя по возвращению, к удивлению, не получили.
Но первый раз за границу я съездил с ярославским «Шинником». Затем поездка в Бирму, Индонезию и Камбоджу с московским «Торпедо» свела меня с замечательным тренером того времени Виктором Александровичем Масловым. Он был удивительно чуток в работе с футболистами, внимательно прислушивался к своему внутреннему голосу, который его обычно не подводил. Правда, во время самой первой нашей встречи интуиция Виктора Александровича чуть-чуть не сработала.
Тренер «Торпедо» попросил перед азиатским турне у «Спартака» оказать ему помощь игроками. Этой помощью стали мы: защитник Игорь Рёмин, полузащитник Саша Григорьев и я. Догнали мы уже отправившихся в путь «торпедовцев» в Рангуне.
Увидев нас, Виктор Александрович сказал: «Ну такую помощь я и в своем бы дубле нашел!» Но мы быстро доказали, что выбор руководства «Спартака» не был случайным, и Маслов — в ходе поездки и по ее окончании — искренне благодарил нас за игру, говорил: «Из вас, ребята, должны получиться очень хорошие футболисты!» Потом, в Москве, Виктор Александрович дал о нас самые положительные характеристики «спартаковским» тренерам.
Тогда поездки за рубеж на предсезонные игры были для наших ведущих команд коммерческими. Брали, естественно, только лучших. Пока «Спартак», в разряд лучших игроков которого я не входил, ездил за границу, мне пришлось потренироваться и в Краснодаре, и в Ярославле. Приглашали меня в эти команды. Приглашали, а не переманивали квартирой или деньгами, как это сделали бы сейчас, но «Спартак», как я говорил, был не просто командой, а — клубом…
Вот — «тогда», «сейчас»… Что ж, если о «тогда», то не существовало в шестидесятые годы такого понятия, как «негативные явления советского футбола». Во всяком случае, ни об одном футболисте не было написано: «он сыграл матч вполсилы» или «похоже, что в сборной он берег себя для выступлений за клуб». Тогда вообще футбольные обозреватели писали по-другому: не хвалили без удержу, как сейчас, но и не «хоронили», если что случалось, — футболист от ошибок не застрахован. Отчеты тех времен об играх были другими: не поминутными иллюстрациями происходившего на поле, а серьезными аналитическими разборами матчей, почти научными. Искусством этим отличались материалы Мартына Мержанова, Льва Филатова. И в ходе интервью меня спрашивали не о зарплате и условиях личной жизни, а провоцировали, в хорошем смысле этого слова, на самостоятельный разбор своей игры. Корреспонденты лезли футболистам в душу, но «с точки зрения духовности». Учтем, конечно, что хоть футболисты жили и в те времена неплохо, столь резкого социального расслоения в обществе не было. Но главное, учтем, что «неполную отдачу сил в игре» представить в стране, которая только что выиграла Олимпийские игры и Кубок Европы, было нельзя. Честно скажу, что я даже не предполагал, что подобное возможно в принципе.
Но казусы в игре, естественно, случались — куда ж без них?!
Однажды я превзошел все нынешние рекорды Петросяна и Хазанова, рассмешив в одно мгновение сто тысяч человек, заполнивших арену «Лужников» на матче «Спартак» — «Локомотив». Игра началась неплохо для нас, мы забили гол. Но в одном из единоборств защитник железнодорожников шипами бутсы пропорол мне сбоку и футболку и трусы. Я замешкался — трусы-то падают. Нет чтобы попросить вторые трусы и сверху надеть — стал футболку вниз тянуть, эдак стыдливо прикрыться ею захотел. Трибуны от хохота вздрогнули. А я так растерялся, что и свою игру в тот день потерял, и товарищей подвел — матч мы со счетом 1:3 проиграли.
Другой курьезный случай связан с событием вне футбольного поля. Сложилась у нас в команде картежная компания: я, вратарь Алабужев, Гена Логофет, Саша Григорьев. Тренировки-то были хоть и с большими нагрузками, но одноразовые. И вот наша четверка, увлекшись игрой в преферанс, стала оставаться на базе в Тарасовке. Договаривались так: «Играем до пятичасовой электрички на Москву».
Куда там! Сколько раз ребята еле-еле успевали последней электричкой уехать. Я же оставался как минимум во временном выигрыше, так как жил в Тарасовке. Что касается денежных проигрышей, они у всех были незначительные — играли мы «по-маленькой». Ребята покуривали. В запале игры однажды стали
