Новый мир. № 5, 2002

Но я, усталый до склероза,
Не различал подземный гул
И жадной смеси купороса
Слезою детской не сглотнул.

Я горько спал, не понимая,
Что через девять тысяч дней,
Другого случая не зная,
Мы справим этот юбилей.

* * *

В темноте новогодья
под обильный снежок,
натянувши поводья,
запад прет на восток.

Под чужим зодиаком
все смешалось в горсти.
Город воском закапал.
Подходи — отпусти.

Не бывает начала,
далеко до конца.
Пусть паролем звучала
оговорка Творца.

Подведенные брови,
перекрашенный рот,
след запекшейся крови
меж долгот и широт,
долгий путь намечает
нам сегодня межу.
То, что он замечает,
никому не скажу.

Это правда обмана
или тайна зимы,
но сейчас еще рано
от сумы и тюрьмы
зарекаться под снегом,
биться лбом у ворот
вместе с вихрем и веком,
забежавшим вперед.

* * *

Сражение сизых и алых
небес на исходе зимы.
И мы, словно трубки запалов,
открыты и поднесены.

Кентавры мои, полукони,
война зажигает шнуры,
на зимнем пустом полигоне
смердит от ее кожуры.

Но перистым сомкнутым строем
уж мы ничего не простим.
О алые, что же мы стоим?
О сизые, что мы стоим?

Сейчас пробежит, огневея,
начальное это тепло,
и первый раскроется веер,
где город, река и стекло,
запалы, поля, полукони,
то кругом, то снова в одно.
О тот, кто нас держит в ладони,
все кончено и решено!

Когда мы очнемся внезапно
под небом, утратившим пыл,
ни мука, ни жалость, ни жажда,
а только бы ты не забыл,
а только свидание это
в обратном своем полусне,
мешая две жизни, два цвета,
пройдет по немой полосе.

Памяти Б. Р.

Голландской ночью бестелесной,
за баром открывая бар,