Новый мир. № 11, 2003

Он выглядел молодым человеком,
а она — стареющая,
толстая, маленькая,
сильно накрашенная,
глупо хохочущая собственным словам,
в мятом, до пят, коричневом платье.
Нас было четверо за длинным столом
в огромной столовой.
Ножи и вилки обменивались тихими блестящими репликами
с фарфоровыми тарелками.
Он помалкивал
и с прилизанными волосами на косой пробор
походил на Молчалина.
Я подумала: деньги?
Но оказалось, что она на пенсии,
а он — преуспевающий физик
и занят в престижной фирме.
Когда мы уходили, в прихожей
она стала совать мне в руки
старый мохеровый шарф
и клеенчатую потертую сумку.
Но не успела я открыть рот — только подняла брови,
как он подскочил, шепча:
«Возьмите, возьмите!» —
и выражение лица было такое,
как будто жизнь зависела от того,
приму ли я эти непрошеные дары…
Мы вышли на светлую еще улицу,
чудное облако неподвижно висело.
Вдруг показалось… кто-то смотрит неизвестно откуда:
впалые щеки, борода
и глубоко посаженные
маленькие,
печальные
два уголька в темноте…
Достоевский!

* * *

Жизнь, скажи мне, что же ты такое?
Теплый сумрак комнаты спрошу,
Снежный саван за окном, левкои
В вазочке, глаза на них скошу —
Что-то знают, прячут… Не довольно ль
Этого молчанья в полутьме?
Жарко, зябко, радостно и больно,
Мышью стих копается в уме.
Чтобы видеть — мало, мало зренья,
Португальцем сказано одним, —
Философские предрассужденья
Надо отменить, рассеять в дым,
Перепутать слух и обонянье
(«Слышать запах» — верно говорят),
Осязанье, нежность, упованье,
Горечь, радость, страх поставить в ряд
Неразрывный…
Смысл — в неразберихе,
В суффиксах, в сугробах, в облаках,
В расплывающемся блике,
В капле меда на губах.

* * *

Отзывчивости вид, верховной тишины!
Будь я священником — католиком, допустим,
Я знала б, как внушить смирение: нужны
Морская рябь, рассвет и под балконом кустик.
Как называются те красные цветы?
Такие круглые, огромные, как блюдца,
Краснознаменный хор: они раскрыли рты.
«Собачьи розы» — так у нас они зовутся.
И в затаенный час рассвета из-за гор,
Найдя в их контуре удобную ложбинку,
Как будто плавится и льется (до сих пор
С картиной той живу сияющей в обнимку)…
Разоблаченное, без бахромы лучей —
Самсон остриженный! — в ребристые бороздки
Морской поверхности зарылось славой всей
И нежной кротости разбрасывает блестки.
На крышах хвойные иголки, а не мох.
И тень узорная то упадет, то встанет.
Не знаю, любит ли и помнит ли нас Бог —
Он тенью на стене танцующею занят.
Не мы, понурые, а пляшущая тень!
Не мысли бедные, а лепет, бормотанье,
Блаженства признаки — смотреть бы целый день, —
И нет сомнения в Его существованье!

* * *

Отель на берегу, на пляже, белопенной
Волнистой линией очерчен и лежит