номер три, то есть Бога.
Представляя владельцам кофейни запись, в которую внесены определенные изменения, я становлюсь местным Богом. Влияю на них. Они на меня — нет.
Представьте, например, что объекты национальной безопасности — ваша спальня и уборная — нашпигованы «жучками» и скрытыми инфракрасными камерами. Получаемые изображения и записи дают доступ. Вы не испытываете стыда, испражняясь или вступая в интимную связь, но стыдитесь, стоит запись испражнения или секса показать неодобрительно настроенной аудитории. Стыд порождается воспроизведением, критикой.
Рассмотрим политику как область применения «жучков». В эру телевидения политики предоставляют нам огромное количество материала. Однако он не дает доступа. Оратор непосредственно перед нами не присутствует. Как следствие, требуются записи интимного характера или характера просто частного. Вот почему Уотергейтский скандал потребовал взлома.
Кандидат в президенты — это вам не кофейня, его так просто не подловить. Он может сам понаделать сколько угодно компрометирующих записей оппонентов. Таким образом, игра усложняется и обретает соревновательный характер, поскольку запись осуществляют обе конкурирующие стороны. В ход идет техника куда более продвинутая, о которой обществу еще пред-. стоит узнать.
Основную операцию по аудиозаписи, фотосъемке и воспроизведению может осуществить любой, кто имеет в наличии магнитофон и камеру. Количество играющих не ограничено. Подобными несложными действиями миллионы людей смогут нейтрализовать систему контроля, насаждаемую теми, кто стоит за Уотергейтом и Никсоном. Как и все системы диктата, эта зависит от монополии на информацию. Если третьим магнитофоном сможет стать кто угодно, тогда третий магнитофон теряет силу и власть. Богу полагается быть единственным.
Уильям Берроуз
Лондон,
1973 г.
«Navigare necesse es. Vivare no es necesse»
Это латинское выражение: «Плыть необходимо, жить нет необходимости» вдохновляло средневековых мореплавателей, перед которыми в пятнадцатом веке открывались неизведанные морские просторы. Сегодня — уже перед нами — лежат неизведанные просторы космоса. Откроются ли они перед молодежью?
Приведу цитату из «Лондон экспресс» от 30 декабря 1968 года:
«Если вы сильны и здоровы и вам нет двадцати пяти, если обладаете молниеносными рефлексами, не боитесь ничего — ни в небе, ни на земле — и ваш аппетит к приключениям неуемен, то даже не думайте записываться в астронавты».
В астронавты берут «хладнокровных папаш», которых держат на привязи страховочных тросов и кислородных шлангов «дражайшие половины». Доктор Пейн из Центра космических исследований в Хьюстоне говорит: «Эта битва увенчалась победой не хиппи, а простаков, умеющих работать с логарифмической линейкой и не стесняющихся время от времени помолиться Боженьке».
А где большое космическое приключение? Неужели эти обыватели полетят в немыслимые, неописуемо загадочные дали? Чтобы странствовать во вселенной, надо бросить на Земле словесный багаж, всякий мусор типа: помолиться, о стране поговорить, о мамочке, о любви, о партии родимой… Учитесь жить без религии, без страны, без друзей. Ведь астронавту жить предстоит одному в тишине. Любой, кто молится в космосе, тот не в космосе.
Новый безбрежный океан закрыт для молодых. Однако есть и другие дороги. Если освободишься от прежних привычек, ты уже в космосе. Для достижения подобной свободы существуют различные методы и приемы, но их скрывают, держат в тайне. В «Работе» я рассматриваю подобные техники открытия.
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Эта книга изначально задумывалась как серия спонтанных интервью. Однако по мере того, как мсье Одье задавал вопросы, я понял, что на многие из них уже дал ответы в различных своих книгах, статьях и зарисовках.
Таким образом, не желая пересказывать или суммировать определенные моменты, я просто вводил такие отрывки в тексты ответов. В результате получилось интервью с иллюстрациями, словно фильм с врезками, затемнениями и обратными кадрами.
Часть первая. Путешествие сквозь время-пространство.
ВОПРОС: Книги, вышедшие после «Билета, который лопнул», нельзя назвать романами или повестями. Ломка формы повествования заметна уже в «Голом завтраке», но куда, к какой цели она ведет?
ОТВЕТ: Трудно сказать. Думаю, роман как форма себя исчерпал. Надо смотреть в будущее, а в нем люди наверняка перестанут читать или читать будут только иллюстрированные книги, журналы или некие сокращенные формы читального материала. Чтобы выжить в конкуренции с телевидением и фотожурналами, писателям надо развивать определенные техники, которые позволят текстам завлечь читателя.
В.: В чем принципиальное, эволюционное различие «Нова Экспресс» и «Голого завтрака»? Что разделяет эти две книги?
О.: Несомненно, ключевой момент эволюции — во введении мозаичного метода, который перерос потом в метод «нарезки». В «Нова Экспресс» я отошел от принятой формы романа еще больше, чем в «Голом завтраке», однако, по-моему, «Нова Экспресс» — не совсем удачная книга.
В.: Вы писали: «Письмо отстает от живописи на полсотни лет». Как можно заполнить брешь?
О.: Это не я писал, а Брайон Гайсин, художник и писатель. Отчего такая брешь? Оттого, что художник может потрогать, разобрать, если надо, свои творения, как не способен на то писатель, который по сей день не понимает природы слова. Он имеет дело с абстракциями, извлеченными из источника слов. Тактильность творений живописи привела шестьдесят лет назад к созданию техники монтажа. Надеюсь, распространение метода «нарезки» приведет к более конкретным вербальным экспериментам, которые закроют брешь, открыв при этом совершенно новое измерение в письме. Подобные приемы помогают писателю понять суть слова, позволяя тактильно общаться со своим детищем. Может быть, создадут точную науку о словах и покажут, как те или иные словосочетания воздействуют на нервную систему человека.
В.: Как долго вы пользовались техникой «нарезки», прежде чем перешли к использованию магнитофона? Что было самого интересного в прежних техниках?
О.: Распространение «нарезки» началось с появлением магнитофонов, а затеял все Брайон Гайсин. Простейший пример работы с магнитофоном по методу «нарезки» — записать что-нибудь на пленку, разрезать на сегменты и начать склеивать кусочки в случайном порядке. Оригинальная запись, конечно же, стирается. Получаются очень занятные сочетания фраз; какие-то с точки зрения литературы интересны, какие-то — нет. Но самое любопытное то, что случайных фраз не бывает, они все что-то да значат и часто относятся к какому-либо событию в будущем. Я «нарезал» много записей, и позже их содержание встречалось мне в газетах, книгах или в самой жизни. Приведу пример, самый простой: я «нарезал» текст, написанный Полом Гетти для журнала «Тайм эндтайд», вышла фраза: «Дурное дело судиться с отцом». Три
