вахтами. 'Брендан' почти во всю длину был открыт ветру и брызгам. Сразу за куцей грот мачтой помещалось подобие палатки, где могли улечься валетом трое человек. Но здесь мы хранили также сменную одежду, съемочную аппаратуру, спальные мешки и все навигационные приборы. И к тому же, когда корму захлестывала волна, она нахально устремлялась вперед и забрасывала десант в наше убежище. На носу перед коротенькой фок мачтой — вторая палаточка, чуть побольше хорошей собачьей конуры, предназначенная для двух остальных членов команды. Здесь было еще хуже. Каждый раз, когда волны разбивались о нос 'Брендана', они окатывали обитателей палатки каскадом холодной воды.
Передав руль сменщику, я полез в главное укрытие, втиснулся на свою койку и предался тревожным размышлениям. Всего неделя, как вышли в плавание, а уже попали в такой переплет, что еще неизвестно, выдержит ли лодка. Лежа в спальном мешке и упираясь ступнями и головой в переборки под банками, я чувствовал, как они ерзают от качки. Больше всего меня беспокоило, что переборки движутся в разные стороны. Жуткое ощущение. Лодка вела себя словно животное, что-нибудь вроде кита, и я лежал между ребрами наподобие Ионы, чувствуя, как суденышко изгибается, борясь с чудовищным напором морской стихии. Дерево и кожа скрипели и стонали со всех сторон. Нагрузки достигали огромной силы. Бока лодки медленно сжимались и раздавались, как будто 'Брендан' дышал. Я пытался мыслить трезво, говорил себе, что ладьи норманнов строились по тому же принципу. Известно, что они приноравливались к волне и это прибавляло им ход. Но суда норманнов были сплошь деревянные, и никто не ведал, может ли кожа вынести такое испытание. Сколько продержится наша конструкция? Поди угадай. И мало утешения от мысли, что мы для того и вышли на 'Брендане', чтобы на практике познать истину.
Только я закрыл глаза, как чувство равновесия сообщило мне, что амплитуда качки возросла. Было ясно, что лодку настигла группа из трех волн. Вздыбилась первая волна, 'Брендан' пополз по скату вверх, вверх, и казалось, время замедлило ход и никогда не перевалить нам через гребень. Но вот мучительная пауза: лодка покачивается на грани, половина корпуса повисла в воздухе, того и гляди 'Брендан' разломится посередине… В этом положении начинается стремительный серфинг — катание на волне, мы всецело во власти бурлящего гребня, и рулевой силится не дать летящему по ветру 'Брендану' развернуться боком, и лихорадочно крутящийся лаг загоняет стрелку на максимум — двенадцать узлов. Проходит целая вечность, прежде чем гребень, уйдя вперед, отпускает 'Брендан' и небрежно сбрасывает его в ложбину, но тут же все повторяется, вторая и третья огромные волны одна за другой подхватывают лодку и швыряют ее как игрушку.
Во время вахты Джорджа коварная волна застигла его врасплох и развернула 'Брендан' кругом.
— Помогите — заорал Джордж. — Помогите же Мы идем задом наперед
Мы с Питером налегке выскочили из рубки и тотчас промокли насквозь. Спеша укротить парус, прижатый ветром к мачте, метнулись вперед и силком развернули его. С влажным хлопком парус наполнился ветром и заработал, выволакивая лодку из беды. Медленно, очень медленно 'Брендан' поворачивался кормой к ветру. Затаив дыхание мы смотрели, как уязвимый кожаный борт принимает на себя один вал, второй… Оба прокатились под нами, не причинив вреда, и 'Брендан', кренясь, снова пошел вперед.
Наступила ночь. Отвратительная черная ночь с хлещущим дождем, который ограничивал видимость несколькими метрами. Только и видно, что белые гривы на гребнях да вспышки далеких молний. Возвращаясь в палатку, я от усталости не придал особого значения словам заступившего на рулевую вахту Питера, что слева по борту вдали как будто мелькнули крохотные точки судовых огней, — только буркнул ему, чтобы следил за ними и вызвал меня, если они приблизятся. После чего забрался в спальный мешок и закрыл глаза, совершенно обессиленный.
— Господи, а этот откуда явился? — разбудил меня испуганный вопль Питера.
Что-то неладно. Выкатившись из палатки, я увидел, что Питер изо всех сил налегает на рулевое весло, а Ролф таращится в ночь сквозь струйки дождя на очках. Оттуда, куда он смотрел, в каких-нибудь ста метрах от 'Брендана', прямо на нас, сверкая огнями, шел рыбообрабатывающий траулер. Нос траулера дубасил волны, разбрасывая брызги весь корпус лихо раскачивался. В такую темень нечего было и думать, что нас заметят. После мне довелось убедиться, что радары почти не реагируют на кожаный корпус 'Брендана'. Сейчас к тому же высокие волны заслоняли металлический отражатель, так что 'Брендан' был невидимкой для других судов.
— Сигнальную ракету — крикнул я Питеру. — Зажги белую ракету
— А если посветить фонариком на парус? — спросил Ролф.
— Ничего не даст — перекричал я воющий ветер. — Наш парус слишком мал, какой из него отражатель. К тому же он полотняный, плохо отражает свет
И вообще было уже поздно. Кто-то выхватил ракету из набора спасательных принадлежностей, но застывшие пальцы не гнулись, не поспевали вовремя сорвать обертку и зажечь сигнал. Питер нажимал на руль, силясь отвести 'Брендан' в сторону, но ветер упрямо держал нас на курсе, ведущем к столкновению. В несколько секунд обтекаемый черный корпус траулера очутился рядом с нами, мы различали даже сварочные швы на скользящей мимо в каких то метрах стальной стене. Озаряемые светом из иллюминатов ров, мы с ужасом смотрели на высоченную громадину. Когда мы поравнялись с кормой траулера, она вильнула, и казалось, еще мгновение — и нашу крошку 'Брендан' затянет на широкий слив, по которому выбирают сети.
— Держись. Сейчас попадем в кильватерную струю
Вода кругом кипела, вспененная винтами корабля, а траулер уже пропал в ночной свистопляске, и никто на нем не подозревал, что они чуть не подмяли нас. Какой парадокс, подумал я, главная угроза для нас — человек, а не стихия. Таких опасностей святой Брендан не ведал… Разве мог кто-нибудь на траулере нас рассмотреть? А если бы вахтенный и рассмотрел — что доложить капитану? Что ветер гонит в океане суденышко из другого тысячелетия, с прямым парусом, на котором алеет кельтский крест, и с командой из пяти насквозь мокрых отчаянных моряков? Разбуди вахтенный среди ночи в Атлантике своего шкипера таким докладом, его списали бы с корабля за злоупотребление спиртным или как психически больного.
Под утро ветер еще прибавил, приближаясь к жестокому шторму. Он срывал гребни с валов, и летящие чуть ли не горизонтально вместе с дождем соленые струи принуждали нас регулярно откачивать воду. Заступил на вахту — отработай пятьсот раз трюмным насосом, чтобы лодка не отяжелела. Шкоты совсем истрепались. Они были сделаны из льняного волокна, как в дни святого Брендана, и в чем-то мы просчитались. Стоило двум снастям, скрестившись, потереться друг о друга, как через несколько секунд они рвались. Снова и снова кому-то из нас, обычно Ролфу, приходилось, цепляясь за качающийся нос 'Брендана', чинить шкоты, чтоб парус и лодка не вышли из повиновения. Ветер распотрошил мою сумку для карт, и в ту же минуту гребень шальной волны превратил карту в бумажное месиво. Одно утешение: шторм давно уже вынес нас за пределы этого листа, так что нам от него все равно было мало проку.
'Брендан' бешено мчался все дальше в океанские просторы. Чтобы притормозить, мы отдали с кормы петлю тяжелого троса, рассчитывая заодно сглаживать ею самые буйные волновые гребни. А еще за кормой болталось в море металлическое ведро. Двадцать четыре часа назад мы приготовили в нем отменное блюдо из ирландских крабов теперь оно жалобно звенело под ударами волн.
Бедняга Артур походил на дохлую овцу, облаченную в яркие штормовые брюки. Ветер сорвал с него капюшон, и влажные волосы прилипли к черепу. Питер распластался внутри главной палатки среди хаотического нагромождения линз, лоций, мокрой одежды и прочих причиндалов. Во время чреватой бедствием встречи с траулером он еще хуже растянул больную руку и к тому же здорово переволновался. Только Джордж и Ролф были в норме. Джорджу доводилось бывать в переделках почище этой, а Ролф снял очки, не желая созерцать разгулявшиеся волны.
Как это часто бывает, новый день принес улучшение погоды. По мере того как стихала буря, настроение команды поднималось. Морская вода испортила спички, но, порывшись в аварийных запасах, мы нашли водонепроницаемый коробок и разожгли примус. После горячего кофе и безымянной смеси из макарон и овощей команда 'Брендана' стала проявлять более осмысленный интерес к окружающему. Джордж весьма кстати открыл, что работа рулевого намного облегчается, если стать спиной к носу и лицом к набегающим с кормы волнам. Необычная картина, на мы уже начали свыкаться с мыслью, что на борту 'Брендана' необычного будет хоть отбавляй. Единственной публикой, которая могла оценить наш маленький триумф, были морские птицы, появившиеся сразу, как-только ветер малость улегся. Преобладали чайки — обыкновенные и серебристые иногда мимо деловито проносился тупик, часто-часто взмахивая
