Сюжетологические исследования

Аристотель и античная литература. М., 1978. С. 5—106.

444

Н. Л. Лейдерман. «Поэтика» Аристотеля и некоторые вопросы теории жанра // Проблемы жанра в зарубежной литературе. Свердловск, 1976. Вып. 1. С. 21; Т. А. Миллер. Аристотель и античная литературная теория // Аристотель и античная литература. М., 1978. С. 75.

445

А. Ф. Лосев. История античной эстетики. Аристотель и поздняя классика. М., 1975. С. 456. См. также: Т. А. Миллер. Аристотель и античная литературная теория // Аристотель и античная литература. М., 1978. С. 80. О понимании целостности в античной теории искусства и собственно у Аристотеля см.: И. А. Есаулов. Литературный текст как конструктивное целое // Историческое развитие форм художественного целого в классической русской и зарубежной литературе. Кемерово, 1991. С. 4—19.

446

Как замечал М. Л. Гаспаров по поводу этого места «Поэтики», «термин “эписодий” <…> здесь приближается к нашему “эпизод”» (Аристотель и античная литература. М., 1978. С. 127).

447

О «внутреннем единстве» фабулы у Аристотеля пишет Ф. А. Петровский (Сочинение Аристотеля о поэтическом искусстве // Аристотель. Об искусстве поэзии (Поэтика). М., 1957. С. 21).

448

Ср.: Т. А. Миллер. Аристотель и античная литературная теория // Аристотель и античная литература. М., 1978. С. 77–78.

449

О том же Аристотель пишет в другом месте: «развязка фабулы должна вытекать из самой фабулы, а не так, как в “Медее”, – посредством машины» (89).

450

Следует отметить, что объем фабулы определяет не только его собственная, внутренняя мера как завершенность действия, но и внешние, общие условия эстетического восприятия: «как неодушевленные и одушевленные предметы (удовлетворяющие критерию прекрасного. – И. С.) должны иметь величину, легко обозреваемую, так и фабулы должны иметь длину, легко запоминаемую» (63). О понятии внутренней меры см.: Н. Д. Тамарченко. Реалистический тип романа. Кемерово, 1985.

451

Ср. в переводе М. Л. Гаспарова: «Самое лучшее узнавание – такое, когда с ним вместе происходит и перелом (т. е. перипетия. – И. С.), как в “Эдипе”» (Поэтика // Аристотель и античная литература. М., 1978. С. 129).

452

Ср. в переводе М. Л. Гаспарова: «главное, чем трагедия увлекает душу, – переломы и узнавания – <входят как> части именно в сказания (т. е. фабулу. – И. С.)» (Там же. С. 122).

453

Ср. в переводе М. Л. Гаспарова: «в эпическом подражании меньше единства (доказательство тому – что из всякого эпического подражания получается несколько трагедий)» (Там же. С. 163).

454

В. И. Тюпа. Художественность литературного произведения. Красноярск, 1987. С. 95–97.

455

Аспект функционирования играет существенную роль в средневековых рукописных литературах с их неразвитым началом авторским и развитым редакторским – началом, активно вторгающимся в текст и изменяющим его в идеологическом, фактологическом и стилистическом планах (Д. С. Лихачев. Текстология. Л., 1983. С. 132–139).

456

Ю. М. Лотман. О содержании и структуре понятия «художественная литература» // Проблемы поэтики и истории литературы. Саранск, 1973. С. 20–36.

457

М. М. Бахтин. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 237– 280.

458

Там же. С. 242.

459

Д. С. Лихачев. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979. С. 70. См. также С. 15–17.

460

Применительно к литературе Древней Руси эту черту раскрывал Д. С. Лихачев: «Жанры древней русской литературы имели часто большую обрядовую и деловую предназначенность, чем жанры новой русской литературы. Можно сказать даже более решительно: основное отличие одного жанра в древнерусской литературе от другого – в их употреблении, в их обрядовой, юридической или других функциях. Границы литературы не очерчены, хотя в определенных жанрах литературность и выражена достаточно сильно» (Там же. С. 16).

461

С. С. Аверинцев. Древнегреческая поэтика и мировая литература // Поэтика древнегреческой литературы. М., 1981. С. 3—15. См. также: С. С. Аверинцев, М. Л. Андреев, М. Л. Гаспаров, П. А. Гринцер, А. В. Михайлов. Категории поэтики в смене литературных эпох // Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С. 16–23.

462

В истории средневековых литератур нередки ситуации, в которых то или иное произведение и даже тот или иной жанр, созданные и разработанные в зоне действия рефлективного традиционализма, в своем бытовании в последующие эпохи и в других литературах оказывались в зоне до-рефлективного традиционализма. Так было, в частности, с византийскими «житиями-романами» (термин П. Безобразова), выстроенными в явном и сознательном соотнесении с сюжетикой, топикой и идеологией эллинистических романов и посредством переводов перенесенными в древнерусскую литературу – во многих отношениях литературу еще дорефлективную (см также: С. С. Аверинцев. Жанры как абстракция и жанры как реальность: диалектика замкнутости и разомкнутости // Взаимосвязь и взаимовлияние жанров в развитии античной литературы. М., 1989. С. 18).

463

Д. С. Лихачев. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1979. С. 69.

464

Там же.

465

Е. М. Мелетинский. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. М., 1986; Он же. Историческая поэтика новеллы. М., 1990.

466

Мы имеем в виду не автора идеи, мысли, личной позиции и т. п., а автора как создателя текста во всей совокупности его жанрово-стилистических аспектов. Так, в научной статье обязательно учитывается авторство идей, рассуждений и решений, но, как правило, не учитывается авторство в моментах композиционного построения текста статьи, выбора речевых стилистических средств и фигур и т. п.