предполагали в определенных случаях переход в наступление. При этом он не привел совершенно никаких аргументов за то, что сами планы не были реакцией на угрозу со стороны Германии и СССР, а носили изначально агрессивный характер, то есть предполагали неспровоцированное нападение на Германию или СССР. В качестве аргументов против Суворова приведенная Исаевым информация вообще не имеет никакого смысла. Концепция Суворова обосновывает исходно агрессивный характер советской внешней политики и вытекающего из нее советского военного планирования. Суворов ни в каких своих книгах не утверждал, что какие бы то ни было оборонительные планы не могут включать в себя элементы наступления.
Советский Союз так же, как и Германия, планировал мировую войну в качестве способа распространения своей власти на территории других государств. Именно этим оба они отличались от Франции, Англии, Польши, Финляндии и многих других участников мировой войны, которые ничего подобного не планировали. Можно с этим тезисом не соглашаться, но тогда надо аргументировать по существу спора. Аргументы Исаева не просто несостоятельны, они направлены вообще в сторону, никак не задевая ни концепцию Суворова, ни его аргументацию.
Плохо представляю себе, что Исаев действительно не понимает, в чем суть проблемы и того, какими методами она может решаться. Слишком уж хитроумный выбран способ. Скорее всего это сознательное передергивание.
Суворов говорит о политическом планировании Сталиным захвата Европы и о вытекающей из него военной подготовке нападения на Германию летом 1941 г., а Исаев рассказывает о том, что оборонительные планы стран — противников Германии и СССР включали в себя наступательные элементы. И выдает это за аргументы, опровергающие Суворова. Налицо подстава. Не дискуссия, а симуляция научной дискуссии.
Исаев далее: «Советский Союз не был карликовым государством, которое могло рассчитывать только на то, чтобы дорого продать свою жизнь или дождаться, когда большие добрые дяди накостыляют обидчику. Соответственно и военное планирование носило наступательный характер, по крайней мере с 1938 г.».
Получается, что у СССР могло быть только два выхода: либо ждать, когда его кто-нибудь защитит, либо защищаться самому путем подготовки нападения на потенциального обидчика. Эту фантастическую политическую ситуацию Исаев никак не обосновывает, заявляя ее как нечто само собой разумеющееся. В то же время Суворов обоснованно рисует совсем другую картину — именно СССР был наряду с Германией тем самым обидчиком, которого боялись соседи, и карликовые, и не карликовые. Советское военное планирование носило наступательный характер соответственно советским же агрессивным планам относительно соседей, а не соответственно советским страхам перед нападением со стороны неких гипотетических обидчиков. И не с 1938 года, а практически всегда.
Этот тезис Суворова, на самом деле — ключевой, Исаев даже не пытается задевать. На последующие 11 страницах первой главы, наполненных цитатами военных теоретиков и выкладками по поводу советского военного планирования в 1939–1941 годах, нет ни слова о советских внешнеполитических планах и намерениях. Их цель — подвести читателя к мысли, что «последовательность действий СССР, военное планирование РККА не носили характера чего-то агрессивного или из ряда вон выходящего. Вполне заурядные и общепринятые мероприятия, сами по себе не свидетельствующие ровным счетом ни о чем. Ни об агрессивности, ни о белизне и пушистости».
Поскольку Исаев не уточняет, для какой ситуации советские военные приготовления можно считать «заурядными и общепринятыми» — для подготовки обороны или подготовки агрессии, вся идеологическая конструкция зависает в воздухе. А поскольку он не говорит ни слова о причинах заблуждений Михаила Мельтюхова и еще как минимум пары десятков российских и зарубежных исследователей, которые независимо от Суворова, на том же самом материале сделали вывод об однозначно агрессивном характере советских военных приготовлений непосредственно перед 22 июня 1941 г., то и научная ценность его рассуждений, мягко говоря, невелика.
Например, на страницах 26–28 Исаев рассказывает о том, что в 30-е годы европейские военные теоретики активно разрабатывали теоретические аспекты использования «армий прикрытия» и «армий вторжения» и что превращение армий прикрытия в армии вторжения — это не советское изобретение, как якобы утверждает Суворов, а иностранное. И что даже Шарль де Голль в своей книге «За профессиональную армию» указывает на возможность ее применения в качестве «армии вторжения».
И далее: «Кое-что из военной теории было доведено до практической реализации. В 1933 г. в Польше была проведена военная игра, в ходе которой отрабатывалось вторжение на территорию СССР с целью срыва мобилизации и развертывания собственных вооруженных сил. В 1934–1936 гг. на учениях в Польше, Германии, Италии, Франции отрабатывались действия армий вторжения. Изучались возможности рейдов механизированных соединений и конницы с целью срыва развертывания сил противника. СССР не остался в стороне от этих тенденций, и Генеральный штаб в 1934 г. разработал проект «Наставления по операции вторжения».
Из этого читатель должен получить представление, что раз теоретическими разработками, связанными с «армиями вторжения», занимались все, то и вторгаться на территории соседей собирались все и с одинаковыми целями. То есть намерения СССР, у которого в реальности до начала мировой войны вообще не было врагов, способных на агрессию, ничем не отличались от намерений, например, Польши, которая находилась под угрозой реального (и случившегося в 1939 году) нападения с двух сторон.
Первая глава заканчивается странным тезисом о том, что «импровизированные» действия РККА летом 1941 года объяснялись тем, что в отличие от Первой мировой войны в 1941 году отсутствовал период до начала первых операций, «в течение которого противники мобилизовывали армии и везли войска к границе. У СССР в 1941 г. такой возможности не было ввиду отсутствия периода обмена нотами и ультиматумами. Вермахт к началу конфликта был полностью мобилизован и выдвинут к границе с СССР в том составе, в котором должен был вести первую операцию. РККА не была полностью отмобилизована ввиду позднего осознания опасности войны. Войска, которые должны были участвовать в указанных выше наступлениях, к границе подвезены не были. Соответственно план мог быть хоть оборонительным, хоть наступательным. Группировка для его осуществления отсутствовала. Называется такое положение «упреждение в развертывании».
Стоп. Но ведь и Суворов пишет о том же самом — группировка советских войск 22 июня была еще не готова к наступлению. Но он пишет и другое — к обороне она не готовилась изначально. Да, Исаев прав — 22 июня РККА была не способна ни защищаться, ни нападать. Но если бы у Сталина было время довести ее до готовности, а Гитлер все равно опередил бы его хоть на день, то разгром был бы еще страшнее. Потому что, согласно Суворову (а также Мельтюхову и еще многим-многим другим), Сталин готовил самостоятельное и не обусловленное угрозой со стороны Германии нападение на нее. К обороне он просто не готовился.
Фраза Исаева: «Соответственно план мог быть хоть оборонительным, хоть наступательным. Группировка для его осуществления отсутствовала» — характерный для него трюк, перевод внимания читателя с главного на несущественное. Получается, что как бы не важно, какой у советского командования был план, если в момент немецкого нападения Красная Армия все равно была небоеспособна.
Но именно это и важно. Именно об этом и пишет Суворов. Если бы советский план был оборонительный, группировка РККА на границе выглядела бы совсем иначе и не погибла бы в первые дни войны, не сумев, по существу, вступить в бой. Оборонительный советский план означал бы, по существу, предотвращение войны. А организовывать непреодолимую для немцев оборону Сталину, как показал дальнейший опыт, удавалось даже после потери летом 1941 года почти всей кадровой Красной Армии. Было бы желание.
Собственно говоря, Исаев не отрицает тезис Суворова о том, что Красная Армия готовилась к нападению на Германию и не собиралась от нее обороняться. Он считает, что это вообще несущественно: «Проблема 1941 г. была не в том, что Красная Армия готовилась к наступлению. Если бы она готовилась к обороне, было бы то же самое. Ни наступательная, ни оборонительная группировка войск просто не успела сложиться».
Тут расчет на внезапное помутнение разума читателя. Такое впечатление, что эта самая группировка складывалась сама по себе, стихийно и никто не мог знать заранее, как она сложится. Но это же вздор.
