которые ему не угрожают, это называется подготовкой агрессии. Сталин начал готовить нападение на Европу задолго до того, как возникла опасность нападения Германии на СССР. Каковую он сам же и создал, сначала спровоцировав мировую войну, а потом неосторожно дав Гитлеру понять, что он готовит нападение на него. Соседи некоей страны могут считаться данной страной вероятными противниками по двум причинам: либо они ей угрожают, либо она сама планирует по независящим от внешней угрозы причинам напасть на них. Соответственно и военно-политическая активность в обоих случаях предполагается разная. В первом случае оборонительные мероприятия, имеющие целью предотвращение войны, во втором — подготовка агрессии с целью территориальных захватов. Советский Союз всегда выбирал себе «вероятных противников» сам и произвольно, то есть действовал по второму варианту. Причем в 20-е и 30-е годы в числе «вероятных противников» перебывали как минимум все западные соседи СССР.
Сама по себе эта тема возникла от полной невозможности обосновать оборонительные намерения СССР. И тогда был придуман, возможно самим Исаевым, спасительный терминологический трюк, рассчитанный на совсем простодушных: подготовка военного наступления не есть подготовка агрессии в политическом смысле.
В высказываниях Исаева наличие «вероятных противников» выглядит как некая данность, не зависящая от политической воли СССР. Раз есть соседи, то есть и вероятные противники. Раз есть противники, то надо готовиться к войне, чтобы их победить. А чтобы победить соседей, надо на них нападать. При таком повороте темы вопрос о том, агрессия это или не агрессия, даже не ставится. Так же как вопрос о причинах и зачинщиках войны.
В 2006 году с состоялась радиодискуссия в прямом эфире между Исаевым и Суворовым. Суворов довольно ехидно заметил, что его версия о подготовке СССР к нападению на Германию с моральной точки зрения СССР оправдывает, а не компрометирует: «Что же получается? Советский Союз в 39-м, в 40-м, в 41-м году помогал Гитлеру, помогал ему, помогал, гнал туда стратегическое сырье, Гитлер крушил Европу. И получается: мы не хотели на него напасть, то есть мы хотели оставаться гитлеровцами до конца? Это аморальная точка зрения».
Исаев отвечает: «СССР стремился вступить в войну как можно позже, оттягивать ее начало, получать время на подготовку армии к простому, адекватному вступлению в войну, чтоб не потерпеть тяжелых поражений, чтобы не понести тяжелых потерь. Естественно, вступить в войну, когда Германия обескровлена, это гораздо лучше, чем вступить с сильным вермахтом достаточно слабой Красной Армией. И с 39-го по 41-й год тратили время на то, чтобы привести Красную Армию в нормальное состояние, боеспособное, получить опять же на основе опыта войны в Европе какую-то информацию о новейших технологиях боевых действий и применить ее на практике. Поэтому можно сказать так: «гитлеровцами» мы становиться ни в коем случае не собирались, а собирались вступить в войну, примерно как США, которые тоже с 39-го года активно готовились, наращивали численность своих соединений и потом вступили уже, базируясь на опыте тех, кто потерпел поражение от Гитлера — Польша, Франция…»
Итак, оказывается, СССР вступал в мировую войну по той же причине, что и США. Но политические цели США в войне, как и их действия, хорошо известны и выглядели немножко иначе, чем цели СССР. США стремились разгромить европейского агрессора — Германию — и восстановить в Европе демократию. США, наращивая вооружение, с самого начала помогали Англии и Франции выстоять против Германии, в то время как СССР занимался якобы тем же самым, помогая Германии разбить Англию и Францию. Получается, что, согласно Исаеву, «простое и адекватное» вступление СССР в войну предполагалось тогда, когда Англия и Франция будут разбиты обескровленной Германией. Исаев считает такую стратегию естественной, правильной, но не заикается о том, какова ее цель. Хотя цель понятна — остаться единственным победителем в Европе и ее хозяином. Это главная сталинская цель, о которой, собственно, и писал Суворов. Имей СССР иные, общие с США политические цели, он и действовал бы как США — с самого начала помогал бы не Германии, а ее европейским противникам. Тезис о том, что СССР всячески оттягивал вступление в войну, чтобы накопить сил и уж тогда спасти Европу, — чисто сталинский и никакими добрыми намерениями не объяснимый.
Другой обычный для «антирезунистов» и тоже сталинский тезис: советская индустриализация ставила своей целью всего лишь довести экономику страны до среднеевропейского уровня. К подготовке агрессии отношения не имела. Один из соратников Исаева выразился так: «Смысл индустриализации состоял в создании самодостаточной промышленности, позволяющей заложить основу не только для будущего процветания страны, но и обеспечить производство всей или почти всей номенклатуры изделий военного назначения для обеспечении армии в войне».
Сам Исаев высказался на эту тему следующим образом: «Политикой советского государства была скромная интеграция в мировую политику и экономику, во-первых, и сохранение страны как самостоятельного государства, во-вторых».
Тезис о советской индустриализации как средстве обеспечить оборону страны от врагов и поднять ее уровень жизни — тоже чисто сталинский. Он абсолютно лживый и совершенно недоказуемый. Сталинская индустриализация с ее целенаправленным снижением уровня жизни населения, миллионами жертв, тотальной милитаризацией страны и исключительно военными целями имела так же мало общего со «скромным внедрением в мировую экономику», как сталинская внешняя политика 30-х годов — со «скромным внедрением в мировую политику». Не говоря уже о том, что все тридцатые годы и вплоть до спровоцированной Сталиным же мировой войны самостоятельности СССР как государства ничего не угрожало.
Все это не ошибки или невежество. Это характерная и довольно стройная идеология. Причем идеология сталинистская.
Вот отзыв Исаева на книгу Мельтюхова «Освободительный поход Сталина»: «Идеологически, на мой взгляд, написанный М. Мельтюховым текст безупречен. «В результате действий Советского Союза в июне 1940 г. была восстановлена советско-румынская граница по рекам Прут и Дунай установленная еще решением берлинского конгресса 1878 г. Бессарабия была освобождена от румынской оккупации и воссоединилась с СССР. Что касается Северной Буковины, то в данном случае имело место присоединение этой территории к СССР и установление новой границы между Прутом и Карпатами (с. 348, заключение). Заканчивается книга фразой «Поскольку идея «оборонительной миссии» Румынии восходит ко второй половине XIX века, совершенно очевидно, что именно эти агрессивные устремления толкнули ее на союз с Германией, а вовсе не решение бессарабского вопроса летом 1940 г.»
Взгляд на территориальные захваты СССР в Европе как на освободительные походы — классика сталинской историографии.
Десятого мая 2007 года на интернет-странице Лента. ру под общим заголовком «Правда о победе» были опубликованы ответы Алексея Исаева на вопросы читателей. Вот самые интересные.
Вопрос: «Вторую мировую войну начали Германия и СССР совместным (пусть и с разницей в две недели) нападением на Польшу. Почему же для большинства наших историков война началась в июне 41-го года, а не в сентябре 39-го?» Исаев: «О какой совместной операции может идти речь, когда СССР ввел войска в Польшу уже после скоропостижной кончины польской армии? К моменту, когда советские войска пересекли границу, война Польшей уже была проиграна. Поэтому сопротивления советским войскам практически не оказывалось».
В вопросе идет речь о совместно запланированном, хотя и разведенном по срокам нападении на Польшу. Исаев передергивает: раз польские войска не сопротивлялись советским, значит, и совместной с Германией операции якобы не было. Чистый блеф.
Вопрос: «Можно ли утверждать, что в сентябре 1939 г. СССР вступил во Вторую мировую войну на стороне гитлеровской Германии?» Исаев: «Нельзя. С тем же успехом можно обвинять Польшу, принявшую участие в разделе Чехословакии вместе с Германией».
Опять блеф. Ситуация с согласованным советско-немецким вооруженным нападением на Польшу в 1939 году мало напоминала ситуацию с разделом Чехословакии с участием Польши в 1938 году. Хотя бы потому, что Польша не заключала с Германией пакт о вооруженном разделе Европы. Начало Второй мировой войны было спланировано совместно СССР и Германией в рамках заключенного между ними союзного соглашения. Так что исаевская аналогия совершенно неправомерна.
