оригинале военные книги на чужих языках. Но не могу считать нормальной ситуацию, когда за полвека тысячи раз стратеги самого высшего уровня как заводные повторяли одну набившую оскомину цитату, и ни один из них не удосужился прочитать книгу в оригинале или в переводе на любой язык, кроме русского. Да и на русском языке ее, как видно, читали не все, кому по должности положено.
Ситуация предельно проста: мы единственная в мире страна, в которой история Второй мировой войны на государственном уровне не изучается. За 60 лет упорных трудов Военно-историческое управление Генерального штаба, Институт военной истории Министерства обороны, множество кафедр в военных академиях и училищах не удосужились даже пересчитать наши дивизии. Они даже приблизительно не представляют, сколько и какого оружия армия имела накануне германского вторжения и сколько получила в ходе войны. И было бы простительно, если бы они держались одной какой-то линии. Тогда было бы ясно — люди ошибаются и заблуждаются. Так нет же. Наши стратеги называют одновременно и 300 тысяч орудий, и 490 тысяч, и 825 тысяч, и два миллиона. Думаю, что даже пьяный дебил мог бы сообразить: тут что-то не так. Только одна из этих цифр может быть правильной. Но все четыре одновременно правильными быть не могут. А вот наши Московско-Балуевские стратеги на такое умственное усилие не способны.
Если так, то решение напрашивается простое: запретить любые выступления официальных лиц России по вопросам, связанным с историей Второй мировой войны, изъять из продажи и библиотек все мемуары безграмотных советских генералов, адмиралов и маршалов. Когда будет наведен элементарный порядок в военно-исторической науке, когда будут собраны, обработаны и проверены самые основополагающие сведения о войне, тогда запрет можно будет снять. Иначе министр обороны, его прямые и непосредственные начальники и его подчиненные выглядят глупейшим образом в глазах всего мира.
Что же делают высшие руководители Министерства обороны и Генерального штаба? Они делают прямо противоположное тому, что требует обстановка. Они поощряют грандиозные конференции безграмотных, безалаберных генералов, адмиралов и академиков от военной истории. Материалы этих сборищ широко публикуются, демонстрируя миру невероятную степень незнайства и возмутительную безответственность высшего командного состава Российской армии. Такого военного невежества Европа не знала со времен гибели Римской империи.
В Советском Союзе свирепствовало военно-историческое варварство. После крушения коммунизма государство Российское не сделало ничего для борьбы против этого зла. Наоборот, государство это невежество насаждает.
Начиная с 1917 года из нашего народа планомерно вышибали интерес к истории вообще и к военной истории в частности. А между тем нельзя постигнуть современную военную науку, не изучая постоянно и упорно опыт прошлых веков и тысячелетий, так же как нельзя постигнуть интегральные исчисления, не зная арифметики. Россия проиграла XX век. Просадила. Прошляпила. Товарищ Сталин на этот счет выражался и еще круче. И одна из главных причин распада Советского Союза и грядущего распада России — военная дикость высшего стратегического и политического руководства страны.
Самое ужасное в том, что незнание элементарных основ военных наук, и военной истории в частности, никого не пугает и не возмущает. А знание кажется странным и подозрительным. Граждане критики, разоблачайте меня, обличайте и опровергайте. Но не забывайте и наших стратегов, на погонах которых сияют звезды первой величины. Если я допустил ошибку, в этом нет ничего страшного. Это никому не повредит. А вот их безалаберное и безответственное отношение к военной истории и своим публичным выступлениям отраженным светом выдает столь же безответственное отношение к выполнению прямых служебных обязанностей. А ведь в их руках судьба России.
Странная вещь: против «Ледокола» написано уже 32 книги, защищено несколько десятков докторских диссертаций. И в чем меня только не уличали, и к чему только не придирались. Но почему-то никто не желает замечать бронебойнозубодробительного невежества наших генералов, помноженного на безалаберность мегатонного класса!
Правильность любой теории измеряется ее объясняющей силой. Моя теория разъясняет многое из того, что раньше объяснению не поддавалось. Прочитайте «Ледокол», и вы найдете ответы даже на те вопросы, которые в моих книгах не затронуты. Моим оппонентам не надо меня ни разоблачать, ни уличать. Им надо найти другое — простое, понятное, логичное объяснение тому, что случилось в 1941 году. Пока они другой теории не придумают, «Ледокол» будет продолжать свое победное плавание.
Михаил Мельтюхов
Преддверие Великой Отечественной войны 1939–1941 гг.: становление великой державы
С конца 1980-х годов военно-политические события кануна Великой Отечественной войны стали объектом оживленной дискуссии в российской историографии, в ходе которой в научный оборот было введено большое количество новых, еще недавно секретных документов, появилось немало исследований, более объективно освещающих этот период отечественной истории. В результате ныне совершенно очевидно, что созданная еще в советский период концепция событий 1939–1941 гг. нуждается в существенной модернизации. Прежде всего, следует отрешиться от навеянной советской пропагандой совершенно фантастической идеи о некоем патологическом миролюбии СССР, благодаря которой в историографии сложилась довольно оригинальная картина. Если все прочие государства в своей международной политике руководствовались собственными интересами, то Советский Союз занимался лишь тем, что демонстрировал свое миролюбие и боролся за мир. В принципе, конечно, признавалось, что у СССР также есть собственные интересы, но обычно о них говорилось столь невнятно, что понять побудительные мотивы советской внешней политики было практически невозможно.
Рассмотрение международной ситуации в рамках историко-политологического анализа развития систем международных отношений показывает, что советское руководство в начале 1920-х гг. столкнулось со сложной, но довольно традиционной проблемой. В годы Революции и Гражданской войны Советская Россия утратила завоеванные Российской империей позиции на международной арене и территории в Восточной Европе. По уровню своего влияния в Европе страна оказалась отброшенной на 200 лет в прошлое. В этих условиях советское руководство могло либо согласиться с региональным статусом СССР, либо вновь начать борьбу за возвращение в клуб великих держав. Сделав выбор в пользу второй альтернативы, советское руководство взяло на вооружение концепцию «мировой революции», совмещавшую новую идеологию и традиционные задачи внешней политики по усилению влияния страны в мире. Стратегической целью внешней политики Москвы стало глобальное переустройство системы международных отношений, что делало основными противниками Англию, Францию и их союзников.
В 1920-е гг. Советскому Союзу удалось добиться дипломатического признания, но попытки усилить свои позиции в Европе и на Дальнем Востоке не дали заметных результатов. Кроме того, события конца 1920-х гг. высветили целый ряд внутренних проблем СССР, ограничивавших внешнеполитическую активность страны. Поэтому период мирового экономического кризиса был в целом удачно использован советским руководством для начала радикальной экономической модернизации с опорой на новейшие технологические достижения Запада.
В 1930-е гг. международная ситуация существенно изменилась в связи с началом открытой борьбы ряда великих держав за пересмотр Версальско-Вашингтонской системы. Сделав ставку на неизбежность возникновения нового межимпериалистического конфликта, СССР стремился не допустить консолидации остальных великих держав, справедливо воспринимая это как главную угрозу своим интересам. Советское руководство умело использовало официальные дипломатические каналы, нелегальные возможности Коминтерна, социальную пропаганду, пацифистские идеи, антифашизм, помощь некоторым жертвам агрессоров для создания имиджа главного борца за мир и социальный прогресс. Борьба за «коллективную безопасность» стала внешнеполитической тактикой Москвы, направленной на усиление веса СССР в международных делах и на недопущение консолидации остальных великих держав без своего участия. Однако события 1938 г. наглядно показали, что СССР не только все еще далек от того, чтобы стать равноправным субъектом европейской политики, но и продолжает рассматриваться европейскими великими державами как объект их политики. В этих условиях только новое обострение кризиса в Европе позволяло СССР вернуться в большую политику в качестве великой державы.
