термы Траяна и цирк его же имени. Принимал ли Аполлодор участие в разработке и создании таких фортификационных сооружений, как Траяновы валы, теперь спросить не у кого. Достаточно перечисленного выше.
3. За семью печатями
“По саду, по саду по зеленому ходила-гуляла молода княжна Марфа Всеславьевна…” Далее – кратко, ясно и просто – зачин из книги Бытия. Змей-искуситель, он же девичий Прелестник… И вот уже темной- претемной ночью пробился из-за тучи лучик солнца волчьего – светла месяца рогатого, и во городе во Киеве родился могучий богатырь Волх Всеславьевич. И задрожала Мать-Сыра-Земля, и стряслось славное царство Индейское, и сине море сколыбалося… Да ой-ли! То ли еще будет.
И вот исполнилось Волху двенадцать лет, и набрал он дружину себе семь тысячей!
Язык былины довольно простой, но и достаточно сложный: за сказочными деталями целого не разглядеть. И в образе самого Волха Всеславьевича скрывается какая-то загадка, если не тайна за семью печатями. Несмотря на опосредованную речь последних былинных сказителей, а местами и довольно хамскую лексику, именно это произведение не дает покоя многим исследователям. Даже древнейший былинный образ Святогора легко вообразить, понять и объяснить. Но Волх Всеславьевич меняет облик, словно Протей, едва успеют распознать его подлинное лицо. И вся беда в том, что язык потерпел такую трансформацию, что древних строк с их метафорической и смысловой нагрузкой теперь не доискаться. Красивый мифологический сюжет обрушивается и заканчивается довольно пошлым водевилем. В классическом варианте из сборника Кирши Данилова Волх Всеславьевич ухватил славного царя Индейского да и ударил его о “кирпищетой” пол. Расшиб в “крохи говеные” Салтыка Ставрульевича! Сам себе царем взял в жены царицу Азвяковну, молоду Елену Александровну, а дружинники его на других девицах “переженилися”. И никакой ни скальд, ни бард, ни боян-соловей до такого не додумается! Первоначальный авторский текст переведен на язык новых носителей, переосмыслен на другом уровне сознания и культуры.
Калики перехожие-переброжие. В их среде Слово деградировало как эпос, но как слово сохранилось. И стало Слово загадкой. И отгадка в каком-то другом летосчислении. В этом спору нет. Но если спорят, то слушай!
Спорили о том, сколько лет составляет век. Будучи уже повязанным пионерским галстуком, я громко смеялся: “А в году сколько месяцев?!” Но на меня не обращали внимания. Один дедуля говорил, что по какому-то там прапрадедовскому счету век составляет сто двадцать лет: “Вот помню, что сто двадцать! Это теперь, как у всех. В старину в народе по-другому считали. Мой дед помер, бабка сказала: “Маленько веку не дожил”. А было ему сто два!”. Другой возражал и пытался доказать, что по древнему неписаному закону длиной человеческой жизни “век” не измерялся, зависел от каких-то просчитанных природных явлений или чего другого и длился более ста двадцати годов! В конце концов смех пионера надоел седовласым патриархам, и диалога я не дослушал. Но с чего им пришло на ум такой огород городить? Впрочем, что старые, что малые. Правды от них не добьешься. И спорить особо незачем. Само развяжется! И на веку еще не такое услышать можно. Да и что такое век? Условность. Сумма составляющих единиц. Над веком человек волен, но его произвол по отношению к единице в начале двадцать первого века сведен до арифметического нуля. Единица, составляющая любой обусловленный век, определена космическим законом и надолго останется постоянной: “Триста орлов, пятьдесят соколов, дерево сухое, верх золотой”!
4. Вещее заклятие
Друиды вымерли… Стоят леса в опале… Да ничего подобного! Все тот же лес до небес у реки, а в том лесу деревья непростые – стволы серебряные, листья золотые… Старцы по лесу ходят-бродят взад-вперед, туда-сюда шастают. Феи там еще есть – добрые и недобрые. И все в полном порядке! В конце концов, мы этот лес не сажали. И там, где время остановилось, изменить уже ничего невозможно. Остается только идти “неведомой дорожкой” по следам “невиданных зверей”. То есть быть верным собственному – мифологическому – сознанию. Да надо бы и с этим как-нибудь разобраться, чтобы, выбираясь из этого волшебного леса, не цитировать в пустоту: “Ничей я не был современник…” Лучше вспомнить любимейшего и настольнейшего: “Что до эллинского племени, то оно, по-моему, с самого начала всегда говорило на одном и том же языке…” Имея такой яркий пример сказанного с титанической определенностью, пора бы и нам, братия, “начати” говорить – на “том же языке”. Все это не далее, чем очень близко. И можно сказать, что по отношению к древнегреческой мифологии мы являемся современниками Геродота, относительно своей родной – древнеславянской – мы современники князя Владимира. Ни Геродот, ни Владимир Красное Солнышко уже не знали древнейших мифических сказаний в той временной полноте и первобытной дикости, которые ко времени каждого из них, но в разные времена были переплавлены языческим, религиозным мировоззрением – эллинов и славян. Судьбы разные. Эллины питают мир. Славяне преобразуют мировую культуру Вещим Заклятием русской классики. Но это скорее отступление даже в том тексте, где никакого сюжета или ярко выраженной “одной” темы не просматривается. Теперь сильнее реплика.
Оболганные, сброшенные боги! Да как бы не так. Процесс эволюции не отменяется даже на Олимпе. Облагороженные человеком древние боги явили предел человеческого совершенства. И до того как эллинские боги вдохновили Фидия и Праксителя и стали персонажами трагедий Эсхила и комедий Аристофана, выглядели они не очень-то привлекательно. Вот о чем рассказал спартанский историк Сосибий: “Никакой Аполлон не является истиннее того, которого лакедемоняне соорудили с четырьмя руками и четырьмя ушами…” Подобные “сверхъестественные” черты находят и у славянских богов. Саксон Грамматик видел собственными глазами, что у Святовита, идола балтийских славян, было четыре головы на четырех шеях. Бог войны Яровит имел семь лиц и восемь рук. Имя божества Триглав говорит само за себя. Вполне человекообразен, по описанию этнографа девятнадцатого века, белорусский божок Ярило – на белом коне, в белой “одеже”, молодой и даже босой, но… с человеческой головой в правой руке. Должно быть, такой Ярилин облик на Батьковщине связан и с русской поговоркой: “Хлеб всему голова”. В левой руке бог плодородия держал ржаные колосья.
Все это очень интересно и увлекательно. И я, например, не верю, что древнеславянская мифология утрачена навсегда. Скорее наоборот, она всегда с нами. Достаточно внимательно прислушаться к тому, что и как мы говорим – “на том же языке”. Письменные источники вторичны, с ними полной правды не доискаться, но и без них ничего не найти.
Итак, Отец Истории видел греческих богов изваянными в образах совершенных людей, читал о них, смотрел театральные постановки о приключениях своих и чужеземных богов и верил жрецам как служителям и поборникам того или иного культа, так же как мы телевизионным астрологам. Князь киевский Владимир Святославич в начале своего княжения устроил капище “вне двора теремного” и “оскверняху землю требами”. Но если верить “Повести временных лет”, в языческом пантеоне Владимира не хватает, по крайней мере, трех богов, особо почитаемых в народе: Ярилы, Велеса и Сварога, как и целого ряда других. Поклонялся ли сам Владимир этим божествам? Да и как он вообще думал заниматься строительством государства, чью духовную основу олицетворяли бы четырехглавые многорукие монстры? Скорее всего, великий князь и “верховный понтифик” Киевской Руси, как ему и полагается, руководил процессом, задабривая демонов и стращая народ их гневом. До крещения Руси “религиозную доктрину” киевского князя можно определить и такими крылатыми словами: “Руси есть веселие пити, не можем без этого быти”. Ему же эти слова приписываются и очень точно выражают национальный характер. И посему следует жить весело, красиво и просто. И мыслится, что для Владимира Красное Солнышко древнеславянская мифология, как и религия, были не более чем для нас бабушкины сказки, “преданья старины глубокой”, пред коими только бесчувственный и глупый не испытывал священного трепета. Но с возрастом первые впечатления уходят на второй план. И с какой произвольностью князь Владимир поставил деревянных идолов “вне двора теремного”, с такой же легкостью и низверг – по всем правилам кумиропоругания: одних предали огню, других секли и рубили. Владыку киевского Олимпа, Перуна-громовержца, чья “глава сребрена, а ус злат”, волокли привязанным за конский хвост в сопровождении двенадцати добрых молодцев, каковые били Повелителя Грома и Молнии железом на всем пути следования: “с горы по Боричеву на Ручай… И приволокше и вринуша и в Днепр”. И эта история сама по себе не менее яркая, интересная и живая, чем
