отказался от предложения Магрудера устроить мне побег, так как он не гарантировал мою безопасность и не мог сказать, все ли сторожа будут удалены с моего пути в момент, когда я попытаюсь бежать. Не исключено, что меня могут убить. Но, полагаю, теперь все обойдется. В самом деле, должна же когда- нибудь рухнуть под собственной тяжестью вся это чудовищная история.
С сердечным приветом
Я, Губерт Дэниел Уилкипс, губернатор штата Иллинойс,
наделенный властью и правами, соответствующими этой должности,
могущий, повинуясь голосу совести, помиловать тех, кто несправедливо приговорен или заслуживает помилования,
провозглашаю 1 июля 1966 года, что Уолт Э. Чайлд(Э. Уолтер), находящийся в настоящее время в тюрьме по причине ошибочного судебного решения о преступлении, которого он не совершал, целиком и полностью прощается в вышеуказанном преступлении.
Обязываю власти, охраняющие вышеупомянутого Уолта Э. Чайлда (Э. Уолтера), в каком бы месте он ни содержался, освободить его, не чиня никаких препятствий.
Просьба не сгибать, не свертывать,
не портить карточку.
Основание: помилование Уолтера Э. Чайлда от 1 июля 1966 г.
О несоблюдении правил оформления документации
Дорогой сэр,
вы забыли указать ваш справочный номер. Настоятельно просим вторично представить документ с этой карточкой и формуляром № 876, подтверждающим ваше право писать «крайне срочно» на документах. Формуляр № 876 должен быть подписан вышестоящим начальником.
Дата открытия Службы сообщений — вторник 5 июля 1966 г.
Примечание. В случае отсутствия формуляра № 876 с подписью вышестоящего начальника вы будете привлечены к ответственности за превышение полномочий и подвергнуты аресту.
Исключений нет. Вы предупреждены.
Герберт Голдстоун
Виртуоз
— Сэр!
Маэстро продолжал играть, не поднимая глаз от клавиш.
— Да, Ролло?
— Сэр, я хотел бы, чтобы вы объяснили мне устройство этого аппарата.
Маэстро перестал играть, теперь он отдыхал, откинув на спинку стула худое тело. Его длинные гибкие пальцы свободно лежали на клавиатуре.
— Аппарат? — Он повернулся и посмотрел на робота с улыбкой. — Ты имеешь в виду рояль, Ролло?
— Машину, которая издает различные звуки. Я хотел бы получить о ней кое-какую информацию. Как она действует? Каково ее назначение? Эти данные отсутствуют в моей оперативной памяти.
Маэстро зажег сигарету. Он предпочитал делать это сам. Одним из его первых приказов Ролло, когда робота доставили ему на дом два дня назад, было игнорировать заложенные в него по этому поводу инструкции.
— Я бы не называл рояль машиной, Ролло, — улыбнулся он, — хотя в чисто техническом смысле ты прав. Это действительно машина, предназначенная для воспроизведения звуков различной тональности и высоты, как одиночных, так и сгруппированных.
— Я уже усвоил это путем визуального наблюдения, — заметил Ролло своим медным баритоном, который более не вызывал легкой дрожи в спине Маэстро. — Проволоки различной толщины и степени натяжения подвергаются ударам обернутых в войлок молоточков, которые приводятся в движение при помощи ручного управления рычагами, расположенными на горизонтальной панели.
— Весьма хладнокровное описание одного из самых благородных творений человеческого гения, — сухо заметил Маэстро. — Ты превратил Моцарта и Шопена в лабораторных техников.
— Моцарт? Шопен? — Дюралевый шар, служивший Ролло головой, сиял ровным светом и был лишен всякого выражения, его безупречно гладкая поверхность нарушалась лишь парой оптических линз. — Эти термины не содержатся в моих ячейках памяти.
— В твоих — конечно, нет, Ролло, — мягко сказал Маэстро. — Моцарт и Шопен — не для вакуумных трубок, предохранителей и медных проводов. Они — для плоти и крови и человеческих слез.
— Я не понимаю, — загудел Ролло.
— Ладно, я объясню, — сказал Маэстро, лениво выпуская дым из ноздрей. — Это были два человека, сочинявшие и рисовавшие последовательный ряд нот. Ноты эти означали различные звуки, которые потом издавались при помощи фортепьяно или других инструментов — машин для производства звуков определенной длительности и высоты. Иногда эти инструменты, как мы их называем, играют или управляются индивидуально, иногда группируются в так называемые оркестры, и в этом случае звуки слышатся одновременно — получается гармония. Иными словами, звуки находятся по отношению друг к другу в упорядоченной математической зависимости, в результате чего… — Маэстро вскинул руки вверх. — Бог мой! — воскликнул он со сдавленным смешком. — Вот уж не думал, что мне когда-нибудь придется читать такую сложную и совершенно бессмысленную лекцию, чтобы объяснить роботу, что такое музыка!
— Музыка?
— Да, Ролло. Звуки, которые производит эта машина и многие другие из этой же категории, называются музыкой.
— А какова цель музыки, сэр?
— Цель? — Маэстро раздавил сигарету в пепельнице, а затем повернулся к роялю и несколько раз согнул и разжал пальцы. — Слушай, Ролло.
Тонкие пальцы плавно скользнули по клавиатуре и начали ткать начальные узоры «Лунного света», нежные и хрупкие, как паутинка. Ролло стоял неподвижно; флуоресцирующий свет лампы над пюпитром рояля отбрасывал голубоватое бриллиантовое сияние на башенную громаду робота, отражаясь в его мерцающих янтарных линзах.
Маэстро снял пальцы с клавиш, и тонкое, неуловимое кружево мелодии медленно и неохотно растаяло в тишине.
— Клод Дебюсси, — сказал Маэстро. — Один из «механиков» давно прошедших времен. Он изобразил эту последовательность тонов много лет назад. Они тебе понравились?
Ролло ответил не сразу.
— Звуки хорошо организованы, — наконец промолвил он. — Они не раздражали мой слуховой аппарат, как некоторые другие.
Маэстро рассмеялся.
— Ролло, ты даже сам не представляешь, какой ты великолепный критик!
— Эта музыка, — загудел Ролло, — имеет целью доставлять людям удовольствие?
— Именно так, — ответил Маэстро. — «Звуки, хорошо организованные, которые не раздражают
