— Вы, — осведомился Картуз, — зачем пенсионерке ведро испакостили?
— Я? Ведро? — растерянно прошептал курсант.
Первое дело привело его в замешательство.
— Да он-то тут при чем? — наконец угомонилась пожилая активистка.
— Так значит, вы заявить пришли? — догадался проницательный инспектор.
— Ну да. Я того, этого… — подтвердила она.
— Ведеркин, — сказал старший ВАГОНовец, — проведите систематизацию бабушки.
— Чего-чего? — подозрительно уставилась на него старушенция. — Я те щас приведу и системать, и зацию, и черта с рогами. Я на вас в сельсовет заявлю за невыполнение при исполнении.
— Успокойтесь, гражданка, — сказал Картуз, — и сдайте показания лейтенанту Ведеркину.
Для большего уважения народа к помощнику, он решил досрочно и временно присвоить ему офицерский чин.
— Чего сдать? Анализы? — не поняла старушка.
— Бабушка, — терпеливо произнес оправившийся помощник, — излагайте свое дело быстро и предельно ясно.
— А-а! — кивнула потерпевшая. — Ну вот, собралась я сегодня поутру того-этого, а воды-то и нет…
— Так, — Ведеркин взял след, — кража! Сколько ее украли, и где вы видели пропавшую в последний раз?
— Только точно! — добавил инспектор.
— Да нет, не крали у меня ничего, вы слухайте сюды, и не перебивайте.
— Не перебивайте заявителя, Ведеркин, — сделал замечание неоперившемуся следователю Картуз.
Лейтенант покраснел.
— Воды-то и нет, — продолжала бабка, — ну решила я пойти до колодца. Ну, взяла коромысло, ведерки на…
— Не было меня там, — запротестовал курсант, — сегодняшнее утро я провел на участке. Гражданин инспектор — свидетель.
— Подтверждаю, — согласился старший сыщик.
— Тьфу ты, — возмутилась посетительница, — дайте договорить, вечер скоро. Ну вот, достала я коромысло, ведерки на него повесила и пошла по воду. У колодца взялась за ручку и начала крутить. А радикулит у меня страшный, так все и хрустить, так все…
— Ближе к делу. — порекомендовал инспектор.
— Слышу, как ведерко на воду упало, но с таким стуком, как полено по трубе, и вроде пришибло кого. Сквернословие оттудова поднялося, ни словами описать, ни в справочнике отыскать.
Ну вот, ну, думаю, мало ли что померещиться может, мне ведь уж скоро осьмидесятый стукнет. Ага.
Ну и подымаю я, значит, ведерко с водичкой. А как вытащила, смотрю, сидит там старикашка с бордовой физиогномией и зыркает на меня страшенными глазами.
Ну, думаю, докрутилася бабка до самой что ни на есть крутизны. Стою, жду, может, исчезнет? Испарится? А сама прикинула, пока он не исчез, пока суд да дело, поговорить можно.
— Ты чё, злыдень, не испаряешься? — спрашиваю.
А он мне:
— Я вам щас испарюсь, я вам так щас испарюсь, что всю жизнь помнить будете. Вы чё меня из колодца достали? — кричит. — Я чё, уголь? Мы чё, в забое? Тыщи лет живу в своем колодце, никто мне по башке ведрами не стучал. Вот я за это как плюну в колодец!
Я ему говорю в сердцах:
— Ты что ж это, окаянное ископаемое, удумал? Ты, чай, и зубы-то не чистишь! Чай, во рте твоем микробы строями маршируют.
Но, видать, не проняло его — плевать собирается. Тут я его коромыслом и хватила. А теперь пришла с повинной. Хоть судите меня, хоть ссылайте, но колодцы загаживать не дам!
— Чувствуете, Ведеркин, — обратился Картуз к помощнику, — наш профиль, ВАГОНовский. Отправляйтесь на выезд, осмотрите место происшествия и допросите пострадавшего преступника.
— Как это «пострадавшего преступника»? — не понял лейтенант.
— Это дело тонкое, — многозначительно проронил старший ВАГОНовец. Думайте.
Ведеркин подошел к колодцу, подтянулся, проверил симметричность козырька по отношению к носу, нагнулся и крикнул в темноту:
— Именем ВАГОНа, выходите!
— А санкции у вас имеются? — осведомились из глубины.
— А как же! — ответил исполнительный Ведеркин. — Прошу ознакомиться. Заранее предупреждаю, за неявку — условные пятнадцать суток ваши и пакость мелкая, случайная (статья 6, пункт 2) превращается в пакость крупную, умышленную (статья 7, пункт 4) с отягчающими обстоятельствами в виде ударной работы на полях и косьбы.
Он положил документ в пустое ведро и медленно опустил его, громыхая цепью, в шахту колодца. Внизу кто-то принял письмо и, судя по отрывистым выкрикам, ознакомился.
— Приду в 10:30, начальник, — услышал Ведеркин, — согласно документу.
— И попрошу не опаздывать, — гаркнул лейтенант, послушал эхо, десять раз повторившее«…ать», и с чувством выполненного долга промаршировал назад, впечатывая каждый шаг в пыль проселочной дороги.
Когда помощник появился в участке, Картуз начальственно маячил между левой и правой стенами, просвещая бабусю, которая видела уже не первый сон и мелко подергивалась.
— … в конвенции, принятой государствами, — докладывал инспектор, значится, что любое действие, направленное против природы, является действием, направленным против человечества в целости и каждого индивидуума в отдельности, и квалифицируется как мелкая, укрупненная и крупная пакости соответственно. Понимаете? — спросил старший ВАГОНовец.
— Хр-р! — всхрапнула пенсионерка.
— Лейтенант Ведеркин прибыл! — доложил курсант.
Старушка встрепенулась.
— Подозреваемый ознакомлен, прибудет в соответствии!
— Лады, — похвалил его инспектор.
Бабулька снова, смежив веки, уронила голову на грудь.
Воцарилось молчание. Жужжали и радостно бились о стекло июньские мухи. Картуз барабанил костяшками пальцев в такт тиканью часов.
Лейтенант повторял про себя инструкцию по взятию показаний без применения оружия.
Инспектор встал.
— Рядовой Кукушка, доложите сигналы точного времени.
В ходиках открылись окошки, разлинованные под государственную границу, появилась кукушка и взяла под козырек.
— Рядовой Кукушка докладывает, десять часов, двадцать девять минут по московскому времени. Разрешите идти?
— Идите, — милостиво согласился начальник.
Вдруг дверь распахнулась. Да так, что слетела с петель.
На пороге стоял широкий мужичонка с зловредным выражением лица. Ко лбу личность сомнительной наружности прижимала дном железное ведро, громыхающее оборванной цепью.
Бабуля с криком: «Ага, попался!» приняла борцовскую стойку.
Картуз прищурился.
— Вы, — обратился он к мужичонку, гордясь своей наблюдательностью, чем-то рассержены.
