— Ты отличный парень, — проговорила она, и поцеловала в щеку. Она всегда умела удивлять меня.
— С чего это ты вдруг?
— Ты заботишься об Альберте, — сказала она мягко. — А еще ты заботишься о Кене и Джилл.
Я встряхнул головой.
— Не думай об этом, — сказал я ей. — Ты не сможешь расслабиться, если…
Она положила руку на мой рот. Вновь наступила ее очередь.
— Ты не просто морпех, который способен исполнять решения командира. Очень скоро останутся лишь те люди, которые способны пожертвовать теми, кого любят, для победы над вторженцами. Но мы с тобой сможем позаботиться друг о друге.
— Не говори за гражданских, — сказал я холодно.
Она начала было плыть к берегу, но затем остановилась и сделала несколько шагов обратно, чтобы закончить начатое:
— Больше нет гражданских, Флай. Каждый выживший — солдат в этой войне.
Я не стал возражать. Ведь она, по крайней мере, не сказала, что каждый теперь был морпехом. Я мог принять идею, что все земные формы жизни встанут за баррикады. Вся планета была линией фронта. Плывя некоторое время на спине, я позволил словам Арлин проникнуть в себя. Жар солнца и прохлада моря угрожали меня усыпить. У нас не было избытка всего этого в предыдущем месяце. Я всегда неплохо держался на воде, однако не собирался рисковать, выходя в океан подвыпившим. Было бы забавно, если парень, выживший после встречи с гигантскими пауками и паровыми демонами, утонул бы в нескольких метрах от своего лучшего друга.
Я поплыл к берегу. Арлин стояла там, указывая на что-то позади меня. Я оглянулся и на какой-то миг подумал, что она указывает на облако, которое адмирал заметил ранее, но которое потом исчезло. Но она имела в виду черный плавник в сотнях ярдах от меня.
— Вот кое-кто из твоей земной армии, — сказал я. В тот момент я подумал, что это была акула.
— Ты думаешь, мы когда-нибудь заставим Джилл есть морепродукты? — спросила она.
— Сомневаюсь. Кстати, раз уж зашел разговор о Джилл, пойдем навестим ее.
Мне одиноко. Мне скучно. Я думала, что когда мы прибудем на Гавайи, я найду ребят своего возраста. Но все, кто находятся здесь, либо взрослые, либо совсем дети. Некоторые из них даже не называют меня «Джилл». Они зовут меня «подросток». Поначалу они устроили вокруг меня большой шум. Адмирал дал мне медаль. Настоящей не было, поэтому он взял старую медаль от гольфа, которую выиграл годы тому назад, но поскольку эта вещь многое для него значила, я была польщена. Мне было неудобно от того, как все смотрят на меня, и все же это было приятно. Минусом было то, что после этого никто не мог не обращать внимания на мой возраст.
Никто, кроме доктора Форреста Эйкермана. Возможно, он был сумасшедшим, но он был мил со мной. «Ты — гений», — неустанно повторял он. «Я предпочитаю быть в компании с гениями». Он выглядел как Винсент Прайс из старого ужастика, даже усы были такими же аккуратными. Я не помню, о чем был фильм, помню лишь ту деталь, что доктор считал себя экспертом по монстрам. «Пусть остальные зовут их „врагами“», — говорил он, подмигивая. «Но это понятие более подходяще для старого языка. „Врагом“ можно назвать что-то человекоподобное.
Мы же столкнулись с новым царством, с новой силой. Теперь мы — борцы с монстрами».
Пусть я понятия не имела, что он подразумевает под новыми царствами и силами, но по крайней мере он не пренебрегал общением со мной. Здесь имелась дюжина занятий на компьютерах, которыми я могла теперь выбрать и в которых я была настоящим героем; но я выбрала работу с доктором Эйкерманом. Я делала все, о чем бы он меня не попросил. Его исследование было интересным, и было много того, в чем я могла ему помочь.
Я не возражала тому, что он мною интересовался, ведь я собиралась стать его ассистентом.
Но мне не нравилось, как он спрашивал об остальных. У Альберта, Флая и Арлин было много военных занятий, которые занимали их. Кен выздоравливал в госпитале; о чем бы мы с ним не разговаривали, он очень быстро уставал.
— Имеются показатели, что Кен — тоже гений, — сказал Эйкерман, улыбнувшись.
— По крайней мере, теперь он распакован.
— Что ты имеешь в виду?
— Это, хм, шутка. Он выглядел, как мумия, когда мы вытаскивали его с поезда. Когда я смотрю на него теперь, мне кажется, что передо мной… мумия.
— Да, да, — ответил он. — Вы с Кеном стоили той жертвы, которую принесли другие.
— Они были очень храбрыми.
— Вполне понятное качество, — сказал он себе.
Люди, разговаривающие сами с собой, любят подслушивать.
— Что вы имеете в виду? — спросила я.
Он посмотрел на меня из-за планшета и уставился сквозь свои тяжелые, с черным ободом, очки.
— Извини. Я провел слишком много времени в лаборатории. Я всего лишь хотел сказать, что если человеческая раса хочет выжить, мы должны собрать вместе всех наших гениев.
Меня называли гением с самого детства. Иногда я уставала от этого.
— А кто, по-вашему, гении? — спросила я.
У него был заготовлен быстрый ответ.
— Все те, кто думает лучше, чем их сосед.
— Тогда гениев, должно быть, очень много.
Он улыбнулся.
— Будешь наглеть — я не покажу тебе свою коллекцию.
Мне всегда тяжело было заткнуть себя.
— А с чего вы взяли, что я наглею?
Он по-отечески положил руку на мое плечо. Я не возражала. Он ведь не мог знать, что отец мне не нужен.
— Джилл, военные ведут записи. Иногда мне кажется, это единственное, что они делают по- настоящему хорошо. Если бы у твоих друзей-вояк был необычайно высокий IQ или другие атрибуты ума, мы бы знали.
— Я думала, большинство записей были утеряны во время вторжения.
Он засмеялся. Но смех его не звучал так, будто шутка ему действительно понравилась.
— Тебе следует стать адвокатом.
— Нет уж, спасибо.
— До Судного Дня в этой базе данных содержалось исчерпывающая информация о военном персонале всех служб.
— Судного Дня?
— Так мы называем первый день вторжения. Кстати, я заметил, что ты хочешь сменить тему. Ты гений, Джилл. Возможно, тебе будет интересно узнать, что твоя фамилия, Ловлейс, совпадает с фамилией Августы Ады Кинг Ловлейс, англичанки-математика, которая считается первым программистом в мире.
Было просто поразительно, сколько мелочей Эйкерман держал у себя в голове. Продолжая разговаривать, я входила вслед за ним в самую большую лабораторию, какую когда-либо видела: раньше это был подземный склад, который доктор Эйкерман, с позволения военных, превратил в собственный мир. Здесь все говорило о том, что лабораторией управлял именно он.
Мне хотелось уйти от разговора о моих друзьях. То, как он говорил о них, заставляло чувствовать меня некомфортно. В последнее время мне казалось, будто они меня игнорировали.
Но я не хотела быть предателем, несмотря на то, что была на них рассержена. Я не крыса. К тому же, возможно, они намеренно дали мне время побыть одной. Арлин сказала мне, что я могу быть очень неприятной, когда капризничаю.
А впрочем, почему бы и нет? У Альберта и Арлин были общие дела. Когда они у них появлялись, им не хотелось видеть никого вокруг, даже Флая. Но затем Арлин стала больше времени уделять Флаю. У них были настоящие отношения брата и сестры. Когда я впервые их встретила, я подумала, что между ними
